Была середина 80-х годов, полночь
русской реакции. Когда я пятью годами
раньше впервые приехал в Петербург, были
сумерки эпохи реформ; вскоре пошла уже
полоса контрреформ Александра III, а теперь
сгустилась тьма. Александр III исполнил
завет идеолога реакции Константина Леонтьева:
«заморозить Россию», чтобы убить в ней
зародыши прогресса. Россия была заморожена
так, что в ней не чувствовалось никакого
движения в общественной атмосфере. Замерла
жизнь и в еврейском обществе. То было время,
о котором Фруг писал (стихотворение «Осенью»,
1885 г.):
Эти ночи без звезд и без бури, эти
дни без теней и лазури
В те дни в юдофобском официозе
«Новое время» почти ежедневно печатался
на видном месте перевод только что появившейся
книги немецкого философа Эдуарда Гартмана
«Еврейство в настоящем и будущем». Статьи
модного философа, выступившего теоретиком
антисемитизма, производили большое впечатление
на русскую публику. Основной тезис Гартмана
заключался в том, что «племенное чувство»
евреев несовместимо с национально-государственным
чувством господствующих наций
Я еще предостерегал против смешения
в понятии «еврейство» еврейского народа
и иудаизма: «Еврейский народ имеет резон
д'этр не потому, что его имеет иудаизм,
а потому, что право на существование естественно
должна иметь каждая исторически сложившаяся
группа, не преследующая вредных для общества
целей».
В тиши провинции я не переставал
следить за ростом российской реакции,
которая как змей-удав обвилась вокруг
несчастной черты оседлости. Летом 1887 г.
началось избиение еврейских школьных
младенцев вследствие закона об ограничении
доступа евреям в средние и высшие учебные
заведения. <<Сегодня 9-е Аба, — писал я в дневнике,
— и евреям есть над чем плакать. Ужасное,
подлое время! Нет возможности жить при
подобных оскорблениях, при постоянных
нравственных муках. Был бы я физически
здоров и один, махнул бы в Америку навсегда.
Дрова бы рубить в стране свободы, а не писателем
быть в стране произвола, рабства, деспотизма».
А через месяц я писал: «Во мне иногда пробуждается
энергия негодования. И тогда мне сдается,
что я способен на большой подвиг: я бы боролся
с деспотизмом, боролся бы за свой поруганный
народ, за растоптанную свободу, за права
человека, пока не пал бы в борьбе... Но такие
минуты очень редки, обыкновенно же сердце
переполнено бессильною скорбью». Так
эмигрантская психология боролась во
мне с революционным пафосом, но из того
и другого ничего не вышло
беллетристического памфлета»
известного реакционера В. Крестовского,
романа «Тамара Бендавид», где изображалось
в лицах коварное «миродержавство» евреев
в том духе, как позже в «Мудрецах Сиона».
В тенденциозном романе доказывалось,
что евреи-капиталисты, с одной стороны,
и революционеры, с другой — губят Россию:
они повинны и в революционном движении
и в неудачах русской армии в балканской
войне 1877 г., когда еврейская интендантская
компания была уличена в злоупотреблениях
и предана суду по приказу тогдашнего
главнокомандующаго, впоследствии царя
Александра III. По всем признакам было ясно,
что автор стремится напомнить нынешнему
царю и его генеральской камарилье о «еврейском
преступлении» и побудить правительство
к новым репрессиям
через две недели был издан жестокий
указ Александра III об изгнании тысяч еврейских
ремесленников и торговцев из Москвы,
где его свирепый брат великий князь Сергей
был назначен генерал- губернатором
Абрамович с горькой усмешкой говорил:
моя жена уже приделала колесики к своему
сундуку с вещами, чтобы быстрее выкатить
его в случае погрома
Тогда еще верили в «европейскую
совесть». Скоро мы узнали, что в Берлине
и других местах уже действуют комитеты
помощи бегущим из России еврейским массам
Чтение газет ежедневно било по
нервам. Бегство евреев из России после
московского легального погрома все усиливалось.
Слухи о готовности барона Гирша вывезти
из России в Аргентину в течение 25 лет около
трех миллионов евреев порождали мессианское
настроение. Русские фараоны охотно вели
переговоры с новым Моисеем о возможно
быстром вывозе сынов Израиля. Посол Гирша,
англичанин Уайт, носился по черте оседлости,
чтобы осмотреть назначенный для экспорта
живой товар. Обо всем этом мы узнавали
из русских и заграничных газет, ибо главный
источник нашей информации, «Восход»,
был закрыт
Лето 1890 г. было особенно зловещим
в российской реакции. Были упразднены
последние реформы Александра II в области
местного самоуправления, в городах и
деревнях была усилена полицейская власть
(институт земских начальников из дворян),
страна управлялась чрезвычайными законами
(«положение об усиленной охране»), которые
давали губернаторам неограниченную
власть над их «подданными». Этою властью
губернаторы воспользовались прежде
всего для издевательства над евреями.
Как будто по указанию свыше, они стали
издавать странные циркуляры о том, что
евреи в черте оседлости держат себя дерзко
и вызывающе по отношению к христианам,
не кланяются русским чиновникам на улице
и т. п. Начальник нашей Могилевской губернии
Демовецкий разослал подчиненным ему
полицейским чинам циркуляр с предписанием
строго следить за тем, чтобы евреи при
встрече с начальственными лицами снимали
шапки и вообще держались почтительно
в обществе христиан.
Уездные начальники истолковали
циркуляр в том смысле, что им передана
опека над евреями, с которыми они могут
расправляться по усмотрению под предлогом
«неуважения евреев к русским властям».
В Мстиславле нашлось двое господ, которые
решили дать урок евреям. Предводитель
дворянства князь Мещерский пригласил
к себе именитых представителей еврейской
общины и в присутствии исправника и товарища
прокурора прочел им губернаторский циркуляр
с своими толкованиями. Обругав в своей
речи евреев, обвинив их сплошь в обходе
законов и в неуважении к носителям власти,
он потребовал от еврейских депутатов,
чтобы они искоренили в своей среде эти
пороки, иначе в противном случае власти
будут подвергать самих представителей
общины «позорным наказаниям». К этой
угрозе наглый товарищ прокурора прибавил
свое объяснение: «попросту будем драть
на площади», и тут же указал мимикой, как
это будут делать. Ошеломленные депутаты,
не понимая даже, в чем их обвиняют, растерялись
и не нашлись что отвечать.
заседаниях обыкновенно обсуждались
вопросы о субсидировании еврейских народных
училищ и о помощи «внешкольным учащимся»,
как тогда называли экстернов. Вследствие
строгого применения процентной нормы
для евреев в средних и высших учебных
заведениях, число «внешкольников» росло
из года в год в угрожающих размерах. Из
всех южных губерний и частью из северо-западных
устремились в Одессу сотни юношей в поисках
общего образования. Были между ними дети
хасидов, только что бросившие иешиву
и против воли родителей уехавшие в «безбожную»
Одессу; многие из них не знали вовсе русской
грамоты и нуждались в самом элементарном
образовании; другие прошли курс начальных
училищ и готовились к экзаменам при гимназиях
по курсу каждого класса в качестве экстернов
в надежде, что успешно выдержанный окончательный
экзамен за восемь классов даст им в руки
заветный аттестат зрелости и откроет
перед ними двери университетов. Масса
бедных юно- шей не имела никаких средств
к жизни и обращалась за помощью к Обществу
просвещения. Комитет не мог удовлетворить
всю эту огромную нужду и должен был ограничиться
частичною поддержкою: одним давали бесплатные
билеты на обеды в еврейской «Дешевой
кухне», другим назначали учителей из
среды местных гимназистов или студентов,
добровольно предлагавших комитету свой
труд, и лишь немногие получали ничтожное
денежное пособие. Но и эту скудную помощь
приходилось оказывать с разбором. Для
этого комитет привлек меня, Абрамовича
и Бен-Ами к участию в работах комиссии
для помощи «внешкольникам»: мы должны
были давать отзывы о каждом просителе
и определять форму помощи
Еще многие годы возился я с одесскими
«внешкольниками», сотни их прошли через
мой кабинет, некоторые из них позже поступили
в высшее учебное заведение и устроились,
но большинство исчез- ло с моего горизонта.
Где вы, мои былые одесские посетители?
Потонули ли вы в серой народной массе,
откуда вышли, ушли ли в революционное
движение 1905 г., а еще позже в лагерь большевиков?..
Могу засвидетельствовать, что школа
царизма достаточно подготовила вас к
роли отчаянных, десперадос...
С волнением следили мы с начала
октября за бюллетенями о ходе болезни
царя Александра III, перевезенного тогда
в Крым. «Что ждет Россию после этого І4-летнего
царствования? — спрашивал я в дневнике.
— Что ждет нас, евреев, столько переживших
в эти ужасные годы?>> В день 20 октября, когда
получилась весть о смерти тирана, я писал:
«Мы на пороге новой эпохи. Сердце тревожно
бьется. Что ждет нас?» На другой день, после
получения вести о восшествии Николая
II на престол, я записал: «Да создаст новое
царствование новую эпоху в России! Пора,
пора!.. Я ночью спал плохо, тревожно». Многие
ждали перемены курса, пока не наступило
жестокое разочарование
Николай II, от которого ждали смягчения
реакции, оказался податливым орудием
в руках самых ярых реакционеров из круга
Победоносцева. 17 января 1895 г. он произнес
свою наглую речь в Зимнем дворце в ответ
на приветствия либеральной земской депутации
и выраженное ею робкое требование конституционной
реформы: он назвал ожидания лучших людей
России «бессмысленными мечтаниями»
и объявил, что будет охранять начало самодержавия
так же твердо, как его «незабвенный родитель».
Я тогда же отметил в дневнике: «Это напоминает
манифест 29 апреля 1881 года». Продолжалась
ночь реакции. Она длилась еще десять лет,
до революционного перерыва 1905 г., но под
покровом этой ночи медленно нарастали
в еврействе два могучих движения: национальное
и революционное
Комментариев нет:
Отправить комментарий