Караул занимали офицеры в русской форме, и только за письменным столом сидел какой-то господин с прической à la Кочубей, как его рисуют на портретах, и в форме, весьма напоминающей певчего из синодального хора. Мне сообщили, что это генеральный писарь пана гетмана. Когда я был в приемной, он ничего не писал, а сидел молча, как Будда, и, по-видимому, обязанности его были исключительно служить манекеном или символом украинской государственности. На мове еще не говорил никто, и этому языку только еще учились у галицийцев.
На наш вопрос о границах Украйны, он ответил, что в Украйну войдет Крым, а затем, вероятно, присоединятся и казачьи области до Урала включительно, а в дальнейшем, вероятно, и Москва.
надеется установить прочный порядок сначала в Украйне, а потом и в России. Он не самостийник, а желает только автономии Украйны, на которую она имеет полное право. Для всей России он был и есть монархист и надеется дожить до того времени, когда снова сделается верноподданным законного русского монарха.
правда говорил, что думал. Разговоры о том, что несчастная Украйна стонала несколько веков под игом злокозненной России, начались уже два месяца спустя, когда гетман имел свой двор и принимал всех как коронованная особа.
одном из ресторанов меня неприятно поразила офицерская прислуга. Как-то режет глаз исполнение офицерами лакейских обязанностей, хотя, конечно, нельзя ничего возразить против приложения труда ко всякому ремеслу, включая самые черные работы. Здесь самое главное, кажется, – необходимость получения на чай, а не определение платы за работу.
Вечером Паттон затащил меня в какой-то клуб, или, вернее, игорный дом. Там также все крупье были офицеры, а один из них даже с Георгиевским крестом. Разложение, видимо, началось и захватило все слои общества
Образовалось множество всяких ликвидационных комиссий для ликвидации оставшегося после войны имущества. Комиссии эти ничего не делали и не ликвидировали, а продавали понемногу имеющееся у них имущество и выдавали себе аккуратно жалованье. Все спешили веселиться и жить, чтобы вознаградить себя за лишения войны и кошмарные месяцы большевизма. О восстановлении родины и активной борьбе с большевизмом никто не думал, а все надеялись на немецкие штыки.
Толкался я и в банковские сферы, но там мне прямо сказали, что капитал аполитичен и политикой не занимается. Я им на это ответил, что большевики другого мнения, и если они не выступят на защиту своих интересов, все их капиталы испарятся как дым, но это на них не подействовало. В результате один еврей Хари(?) дал мне пять тысяч и притом даже без расписки, сказав, что знает отлично, куда я трачу деньги. Таким образом, мои попытки разыскать мининых в Одессе были безуспешны. Оставалась одна надежда найти пожарских на Дону.
разговаривал со многими едущими офицерами и, к своему удивлению, заметил, что многие из них плохо понимали, для чего они едут. Сознательных патриотов, дающих себе ясный отчет, что они едут жертвовать своею жизнью для спасения родины, вряд ли было более 20 процентов. Большинство же ехало потому, что в Одессе не было приятного и хорошего заработка. Во время войны молодежь отвыкла вообще от систематической работы, а тут приходилось добывать себе кусок хлеба пилкой дров и другими тяжелыми работами. На всякое дело смотрели как на приятное ремесло, свою жизнь не ценили, а потому шли в добровольцы, чтобы переменить тяжелое ремесло на легкое, приятное и привычное.
Немцы, видя, что симпатии к добровольцам все возрастают, решили переменить свою тактику. В противовес добровольцам генерала Алексеева они решили создать Южную и Астраханскую армии, которые были бы под непосредственным немецким влиянием. Во главе первой был поставлен престарелый генерал Иванов, бывший командующий Юго-Западным фронтом. Генерал Иванов, движимый лучшими чувствами и желая принести родине пользу в ее тяжелые минуты, дал себя соблазнить льстивыми немецкими речами и обещаниями и согласился припечатать свое имя к этой авантюре. Добровольцы не выставляли монархического лозунга, а Южная армия прямо объявила себя монархической, шедшей для восстановления старого режима. Добровольцы также были на три четверти монархисты, но они понимали, что народ, еще не испробовавший в полной мере большевизма и вырвавшийся как зверь на свободу, не захочет снова идти под власть станового пристава, а потому воздержались от предрешения вопроса о правлении, предоставив это самому народу, через его выборных.
Судьба Южной армии была довольно печальной: она очень долго формировалась на севере Донской области, под прикрытием казачьих войск, но не могла развернуть больше двух бригад пехоты весьма слабого состава. Казаки, которым начали уже сильно угрожать красные, всячески давили на нее, чтобы заставить наконец выйти в боевую линию, но когда это наконец произошло, то армия при первых же выстрелах большевиков разбежалась. Это так подействовало на бедного старика Иванова, что он заболел с горя и умер. Большая часть его армии присоединилась к добровольцам, но это не принесло им пользы, так как Южная армия состояла из элементов, которые действовали разлагающим образом на те части, куда они попадали.
Во главе Астраханской армии стал калмыцкий князь Тундутов. Это был еще совсем молодой человек, которого я хорошо знал по Ставке Верховного главнокомандующего. Он был адъютантом у начальника штаба генерала Янушкевича и абсолютно ничего из себя не представлял. Во время революции ему удалось как-то убедить немцев, что он имеет огромное влияние на весь калмыцкий народ, и стал изображать из себя владетельного князя. Немцы клюнули на эту удочку, дали ему денег, и он, окруженный несколькими авантюристами, стал формировать собственную армию. Эта армия в составе нескольких сот человек все же принесла некоторую пользу тем, что расправилась с местными большевиками и очистила от них Астраханскую губернию, после чего разошлась так же, как и Южная, так как у Тундутова вышли все деньги и ему нечем было платить жалованье.
председателем адмирала Канина. Канин был умный человек и недурной моряк, но он не имел военного духа. Он, так же как Леонтович, умел устраивать офицеров на разные тяжелые работы и так же отрицательно относился к активной борьбе с большевиками. Он даже запретил офицерам носить погоны и установил форму, утвержденную Временным правительством, т. е. галуны на рукавах.
Небольшая часть офицеров во главе с контр-адмиралом Остроградским, щирым украинцем, образовала свою украинскую группу, говорила на мове и относилась к русским как к иноземцам и пришельцам.
Корабли стояли в Южной бухте как покойники, грязные и оборванные. Немцы организовали государственный систематический грабеж. Все, что было удобно для перевозки в вагонах, систематически вывозилось в Германию. Севастополь имел громадные запасы всего нужного для флота. В первую очередь, конечно, поехали к немцам запасы сухой провизии, мука, пшено, солонина, консервы и т. д., так как немцы ощущали огромный недостаток во всем этом, но когда провизия была ликвидирована, то за ней последовали и материалы, полотно, сукно, кожа, медь, латунь, олово и т. д. Медные части прямо снимались с машин и отправлялись в переплавку на германские заводы.
С другой стороны, должен сказать, что в противоположность союзникам, пришедшим на смену немцам, у них была строгая дисциплина и частного грабежа почти не было. Жители от немцев почти совершенно не страдали.
Комментариев нет:
Отправить комментарий