Марк Раев ПОНЯТЬ ДОРЕВОЛЮЦИОННУЮ РОССИЮ 1990

 

 

Марк Раев

 

 

ПОНЯТЬ ДОРЕВОЛЮЦИОННУЮ РОССИЮ

 

First Russian edition published in 1990

 

 В нашем распоряжении имеется весьма показательный для московской политической культуры после 1649 года источник - "Полное собрание законов Российской Империи”, которое открывается как раз Уложением царя Алексея Михайловича.

 

Первая черта, которая поражает при чтении юридических документов, - это практически полный симбиоз Церкви и государства.

 

несомненно, что Московское государство - то есть его государя, царя, - невозможно себе представить вне церковных рамок, в стороне от церковной иерархии и, прежде всего, Патриарха. В отличие от Западной и Центральной Европы (даже до эпохи Реформации), где постоянно сохранялась напряженность в отношениях между обществом и Церковью, религиозными нормами и мирским правом, в Московском государстве Церковь в одно и то же время давала культуре фундамент, а нации - принцип самоопределения. Царь и его подданные сами себя определяли через принадлежность к Русской Православной Церкви, и ее предписания играли роль идеологии в самом современном смысле слова. Не удивительно, что любой конфликт, касающийся ритуалов и предписаний Церкви, любая попытка усомниться в них глубоко отражались на общественной и культурной жизни страны и подвергали прямой опасности чувство национального самосознания и духовное единство московского общества. Именно это произошло при расколе, к которому мы вернемся ниже.

 

Симбиоз Церкви и государства проявляется прежде всего в активном участии Патриарха и других членов церковной иерархии во всех общественных событиях жизни царя и страны.

При сравнении с Западом XVII века поражает один факт: в некоторых административных и общественных актах не проводится различие между долей духовного и долей мирского

 

в народной традиции и официальной мифологии важнейшим движущим элементом стала легитимность царя, основанная на передаче ему римско-византийского наследства (Москва - третий Рим) и на концепции божественной природы его власти. Не удивительно, что царь был лицом, к которому приближались лишь с благоговением и восхищением; и, словно чтобы подчеркнуть эту божественную природу, царь очень редко появлялся перед народом, почти исключительно по случаю религиозных церемоний и событий. Таким образом, как царь, так и его семья и двор были отделены, можно даже сказать, отрезаны от общества и столицы (не говоря уже о том, что он очень редко появлялся в провинции, вне Кремля, и то только при паломничестве, посещении соседних монастырей)

 

Физическая изолированность царя, отсутствие контактов между двором и повседневной жизнью столицы приводили к куда большему разрыву, чем тот, что существовал между Версалем и Парижем при Людовике XIV, так как, если верить свидетельствам современников, французские придворные жили активной жизнью и при дворе, и в городе. Этим объясняется следующее явление: мы знаем, что придворные царя Алексея Михайловича переняли европейские привычки и моды, в частности польскую одежду и обычай брить бороду; царские дети учились европейским языкам и культуре, в залах Кремля давались театральные представления. Однако ни одно из этих привезенных с Запада новшеств не нашло благоприятного отклика и подражания вне Кремля. Не только потому, что многим эти новшества казались слишком радикальными и шли против традиций и предписаний Церкви, но и потому, что, собственно говоря, из-за разрыва между двором и русским обществом, за пределами цитадели никто их не знал и не видел2. Западные нововведения, проникавшие в Кремль, почти ничем не отзывались вне его, и роль их в культурном преобразовании страны могла быть лишь очень ограниченной.

 

Ввиду симбиоза Церкви и государства главной функцией царя было блюсти православие страны и народа. Чтобы блюсти православие, достаточно было поддерживать внутренний мир и порядок, отправлять правосудие и защищать страну от внешних врагов. Ничего удивительного, что администрация не встала на путь активной деятельности по извлечению пользы из природных ресурсов и организации производственной жизни страны, что тогда уже стало основной заботой европейских правительств XVII века.

 

в противоположность тому, что обычно происходило на Западе, где учрежденные для этого органы и автономные группы выполняли административные задачи, московское правительство должно было заниматься мобилизацией и организацией населения, чтобы выполнять двойную миссию: поддерживать порядок и чинить правосудие, с одной стороны, и блюсти православие - с другой.

 

Может быть, самой поразительной чертой политической системы Московского государства была всеобщая государственная повинность. Общество было разделено на две части: одни несли эту повинность лично (дворяне и их челядь, служившие в армии и администрации); другие - своим достоянием, выплачивая налоги и подати (главным образом, крестьянство и рядовые горожане). Основная задача правительства состояла в том, чтобы организовать несение повинностей и наблюдать за их исполнением, и, в принципе, никто не мог от них уклониться. Это приводило к вмешательству администрации в жизнь почти всех подданных царя, по крайней мере настолько, насколько административный аппарат был в состоянии вступить с ними в прямой контакт (в случае крестьянства это бывало редко). Деревенские общины играли роль уполномоченных государства, налагая повинности и подати на свободных и государственных (черносошных) крестьян; ту же роль играли помещики по отношению к своим крепостным.

 

 мобилизация человеческих и финансовых ресурсов проводилась исключительно в пользу центрального правительства. Администрация не заботилась о том, чтобы установить систему повинностей и податей на местном уровне. Административная задача воеводы, прямого представителя царя в главных провинциальных городах, заключалась всего лишь в отправке в Москву денег и служилых людей, собранных на месте.

По прошествии Смутного Времени правительство восстановило систему выборных местных чиновников (губные люди), введенную Иваном IV. Потом, когда власть царя упрочилась по всей стране, губные люди были заменены воеводами, назначаемыми прямо из Москвы. Эти колебания сами по себе свидетельствуют о подчиненной роли местной администрации в сознании московских правителей. Дополнительное тому доказательство - довольно ограниченные полномочия, предоставленные Москвой местным административным органам: сбор ополчения, некоторых налогов, решение второстепенных дел. К тому же, отсутствие логики и последовательной политики по отношению к местной администрации во второй половине XVII века свидетельствуют об упадке и растущем распаде московской системы.

 

Как очень хорошо подметил П. Б. Струве, Московское государство было “литургическим”. Иначе говоря, все члены общества были обязаны служить государству как "животом”, так и имуществом. Поэтому мобилизация служилых людей играла главную роль в делах администрации. После того как законы о крепостном праве были усилены Уложением 1649 года, положение и мобилизация крестьянства больше не занимали администрацию. С этого момента такие дела подпадали под частное право и государство вмешивалось лишь в сложных и сомнительных случаях, да и то только по ходатайству заинтересованных сторон. Правда, в царствование Федора и во время регентства Софьи было издано несколько законов, касающихся нового ввода во владение беглыми крепостными.

 

эти законодательные акты сами по себе показывают ослабление традиционных московских структур: так как нравы и обычаи потеряли прежнюю действенность, государству пришлось (и, кажется, неохотно) вмешаться. Напротив, правительство постоянно заботилось о мобилизации дворянства всех категорий. Оно не только собирало всех служилых людей во время войны, но и проводило с ними маневры в мирное время; оно занималось также их распределением по категориям (разбором) и раздачей земельных вознаграждений (поместий и вотчин) и различных материальных привилегий. Наконец, многие законодательные и административные акты свидетельствуют об отсутствии энтузиазма по отношению к службе со стороны классов, обязанных ее нести. В них предусматривались наказания тех, кто не являлся на сборы или же являлся с опозданием и без надлежащего снаряжения. Эти наказания (часто, впрочем, отменявшиеся, если виновник добровольно представал перед властями), шли от конфискации земель и прочего имущества до заключения в тюрьму и жестоких репрессий против родни и домочадцев не явившегося на сбор. Короче говоря, и служащий дворянин был всего лишь крепостным, можно даже сказать, рабом своего государя.

 

Прежде всего в настоящих крепостных или слуг государя были превращены дворяне - бояре и московские служилые люди, удельные князья и их дружины; они не были вассалами, сохраняющими определенные права, установленные обоюдным соглашением (каково бы ни было различие в правах), но слугами, холопами (т. е. рабами) царя5. Лишь поработив верхушку общества, царское правительство закабалило и крестьян. К тому же, для крестьян, по крайней мере в XVII веке, крепостное право еще не было слишком тягостным: к нему не прибавлялась требовательность землевладельцев, которые, будучи слугами царя, были вынуждены часто отлучаться со своих земель. Как бы парадоксально это ни казалось на первый взгляд, высшие слои московского общества были закабалены более полно и сурово, чем низшие

 

. В действительности, крепостное право навязывалось крестьянству собственно московских территорий, притом медленно и постепенно, и оценить это ярмо в полной мере стало возможно лишь задним числом

 

Практика литургического государства, принуждение всего населения к несению государственных повинностей - все это приводило также к последствиям психологического порядка. Такая закабаленность предполагает (или порождает) всеобщее единомыслие относительно природы и фундаментального характера политической культуры страны. Когда эти фундаментальные черты в некоторых слоях общества ставятся под сомнение, когда принятие норм служения перестает быть единодушным, наступает моральный кризис (в том значении, которое придавалось этому термину в XVIII веке), гораздо более пагубный, чем внешние опасности и стихийные бедствия.

 

Чтобы помешать образованию мощной и независимой аристократической олигархии и в то же время удовлетворить требования, основанные на родовых привилегиях, Московское государство изобрело систему местничества, в которой учитывались послужные списки как предков (наследственные привилегии), так и ныне живущих (их собственные заслуги). Никто (кроме как по особому предписанию царя) не был обязан служить под началом человека, чей послужной список - как унаследованный, так и его собственный - был меньше. Сложный расчет места каждого позволял постоянно актуализировать послужные списки, по крайней мере для центральных Приказов и придворных церемоний. Эта система обладала двойным действием: с одной стороны, она обеспечивала царю действенный контроль свыше над служилыми дворянами, так как их ранг зависел от выполняемых ими функций и занимаемых постов, которые жаловал только государь; с другой стороны, поддерживая постоянные элементы конфликта между членами разных семей, в особенности тех, что стремились стать членами Боярской Думы, система местничества мешала образованию общего фронта - тех крепких и стойких связей, которые могли поставить под сомнение абсолютную власть царя. Высшее московское дворянство так никогда и не образовало настоящего, устойчивого "сословия” из-за внутренних разногласий, умело поддерживаемых системой местничества (ее отмена в 1682 году лишь узаконила фактическое положение дел: она устарела вследствие прихода на высшие посты многих людей, не имевших прямых связей со старыми аристократическими кланами). Ясно, что местничество было для служилого дворянства постоянным источником неуверенности и неустойчивости: ранг каждого зависел от милости царя и его благодарности за служебные заслуги.

 

Целая система ритуалов служила разрешению споров о порядке местничества, которые заканчивались разбором дела специальными судами (комиссии, составленные из членов Боярской Думы); их решения утверждались в последней инстанции царем. Определенные ритуалы управляли исполнением этих приговоров и урегулированием конфликтов: тот, кто был признан виновным в нарушении порядка местничества или в отказе ему подчиниться, отдавался на волю того, кого он оскорбил7. Ритуал бранного поношения смывал обиду без того, чтобы приходилось прибегать к насильственным действиям (хотя без них не всегда обходилось, но только в определенных, общепринятых, ритуальных рамках). Это напоминает систему контроля и урегулирования межобщинных конфликтов, обнаруженную недавними исследованиями о привлечении к суду и процессах над ведьмами на Западе. Само собой разумеется, что условием 51пе циа поп системы ритуальных действий является абсолютное принятие фундаментальных норм общества. Любое уклонение от этих норм равнялось автоматическому отказу от всей системы и от роли царя как верховного покровителя и гаранта. Собственно говоря, любое уклонение становилось предательством по отношению к обществу. Отсюда манихейский взгляд на мир: с одной стороны, Святая Русь, с другой - все остальные, иностранцы, враги по определению. Принять иные нормы, новшества, поставить под сомнение устойчивые традиции или погрешить против них сомнением значило поставить себя вне московского закона (в прямом и переносном смысле).

 

бывали случаи, когда изоляция и ассимиляция оказывались неприменимыми. Первым значительным примером была Украина. Невозможность применения традиционных методов создала новые сложные проблемы, которые немало содействовали ослаблению московской культуры, ускорили ее упадок и привели к окончательному кризису, который подготовил преобразования Петра Великого.

 

всего спустя одно поколение после того, как в Уложении 1649 года была сформулирована суть московской политической культуры, эта культура оказалась в состоянии полного смятений общество - в кризисе, само государство - под угрозой развала.

 

ФАКТОРЫ КРУШЕНИЯ МОСКОВСКОГО ОБЩЕСТВА

 

Старообрядцы. На первое место следует поставить раскол - именно в силу симбиоза между Церковью и государством

Старообрядцы объявляют себя поборниками настоящего московского православия, той Москвы, которая и есть настоящий третий Рим; они ждут пришествия Антихриста, предшествующего окончательной победе Христа и Страшному Суду. Отвергая государственную власть за измену православию и службу Антихристу, старообрядцы ставят себя за рамки гражданской жизни страны и легко объединяются с недовольными элементами, которых толкают к бунту экономические и социальные причины. Таким образом старообрядцы способствовали расколу и раздроблению московского общества и, пошатнув традиционные рамки его цивилизации, ослабили государство. С течением времени раскол разделил и народные массы, результатом чего стала почти полная изоляция староверов (крестьян и купцов) от культурной и общественной жизни страны

политические и идеологические репрессии ставили под сомнение как царское правосудие, так и ощущение единства политической культуры, общей для правящей верхушки и народных масс.

 

надо отметить роль внешней торговли и, прежде всего, ввоз иностранных изделий и специалистов.

 

существование Немецкой Слободы пробивало брешь в строгой изоляции и культурно-экономической автаркии, которые характеризовали Московское государство после потрясений Смутного времени. Именно в этом смысле, а не с точки зрения экономических последствий торговые отношения с Голландией и Англией способствовали упрощению контактов с западным миром и внесению в московскую жизнь новых элементов.

 

Экспансионистские замыслы часто приводят общество государства, которое их осуществляет, к неожиданным и негативным результатам. Так было, когда Московское государство расширило свои границы на юго-западе, особенно когда оно подчинило Украину, установив свое господство на левобережье Днепра и в Киеве, которые до этого являлись автономной территорией Запорожской Сечи. С одной стороны, эта аннексия облегчила проникновение нового духа (тема, к которой мы еще вернемся), с другой - ее административные, политические и военные последствия легли тяжелым бременем на ограниченные ресурсы Московского государства. Даже если ее последствия проявились не сразу и оценить их стало возможно лишь задним числом, Московскому государству было трудно ассимилировать Украину, общество которой представляло собой сложное сплетение групп, классов, религиозных общин и военных формирований, обычаи, языки и функции которых сплетались в клубок. Московская администрация была вынуждена помогать правящим богатым кругам Украины, в первую очередь казачьим старшинам, закрепощать крестьянство и, тем самым, укреплять их власть и роль на местном уровне, что не проходило без сопротивления народных масс, иногда крайне ожесточенного, и больших затрат экономических и военных ресурсов Московского государства.

 

Украинцы, включенные таким образом в правительственный аппарат, становились членами московской служилой верхушки. А Русь в связи с этим понемногу перенимала сформированную в интеллектуальной атмосфере Киева культуру и умонастроения украинской верхушки

 

Московская цивилизация последних десятилетий XVII века обнаруживает новые черты западного происхождения, как, например, московское барокко, родственное польскому, которое большей частью является результатом новых веяний, занесенных с Украины ее духовной и мирской верхушкой. Наконец, и это сыграло решающую роль, присоединение Украины и ее интеллектуальное влияние отвратили Москву от Востока и направили ее внимание и интересы в сторону Запада. Москва все сильнее втягивалась в дипломатические и военные конфликты, касавшиеся Польши и территорий западного побережья Черного моря (Молдавии и Валахии, находившихся на подступах к Балканам). Эта политическая переориентация совпала с энергичным возобновлением попыток изгнать турок- оттоманов из Европы, после их поражения при Вене в 1683 году, и с упадком восточного влияния в технике и искусстве

 

С начала XVI века высшее служилое дворянство по традиции черпало на Востоке образцы предметов обихода: оружие, предметы роскоши, одежду и даже обычаи (например, терем). В XVII веке, особенно во второй его половине, высшие придворные поворачиваются в сторону Запада и, прежде всего, в сторону Польши

 

в области обрядов и администрации русское духовенство отошло от поздневизантийских и пред возрожденческих образцов, которые были характерны для него во второй половине XV - начале XVI веков и наложили свою особую печать на церковную и духовную московскую жизнь. Этот отход шел в направлении окостенелой, формальной обрядности, которую поддерживала централизованная система управления Церковью с многоэтажной иерархией, полностью подчиненная нуждам мирской власти. С другой стороны, через посредничество киевских богословских школ все более сильный отпечаток на интеллектуальную жизнь Русской Церкви накладывает умонастроение европейской неосхоластики. Связи с Киевской митрополией (находившейся в юрисдикции Константинополя, но в действительности независимой) и ее церковное и академическое влияние - главным очагом распространения которого была Киевская славяно-латинская академия - предшествовали захвату этой области Москвой. Однако присоединение Украины и особенно Киева (1667) усилило и укрепило интеллектуально-идеологические течения киевского происхождения и через них - влияние Польши и Центральной Европы, с одной стороны, и православных центров на горе Афон и в Константинополе - с другой

 

Киев стал главным очагом интеллектуального возрождения. Но он принес Москве не только православие, освященное влиянием Афона и греческой обрядностью того времени, - он принес и западные интеллектуальные течения, ставшие частью арсенала, предназначенного на борьбу с католической контрреформацией, которую поддерживали польские короли из династии Ваза, магнаты и высшее католическое духовенство, владевшие землями в Восточной Польше и на Украине.

 

новое поколение эрудированного русского духовенства подготовляло, косвенно и подсознательно, благоприятную почву для философского рационализма, янсенистской логики, научных знаний и новых философских идей (включая идеи естественного права).

 

Так намечается разрыв (который быстро углубится) между умственным кругозором народа, ограниченным нормами традиционной культуры, и все расширяющимися горизонтами кремлевской верхушки. Конечно, этот разрыв существовал всегда - только славянофильский миф отрицает его существование в допетровской Руси. Но можно сказать, что, за редкими исключениями (такими, как ориентализм при дворе XVI века), до середины XVII века разница между культурой верхов и народа носила, в первую очередь, количественный характер; по своей глубинной сути, основанная на общепризнанном православии, сама эта культура была единой. Это-то положение дел подверглось в последние десятилетия XVII века коренным изменениям и потрясениям. Московская верхушка учится новому языку - языку, черпающему вдохновение и материальное содержание в западной цивилизации того времени

 

по мере того, как московская верхушка проникается духом ведущих идей западной цивилизации, они оказываются революционными, ибо идут вразрез с народными традициями в такой степени, в какой это никогда не наблюдалось в Западной и Центральной Европе верхушка переживала коренную переориентацию своих умственных привычек, своего социального и культурного облика. Традиционные нормы московской политической жизни были подвергнуты сомнению, а вследствие кризисов престолонаследия пошатнулась и сама легитимность царской власти

 

Более или менее однородная система административной деятельности и политических (а значит, и социально-экономических) идей, которой располагала Западная и Центральная Европа в конце XVII века, соответствует концепциям регулярного государства и учению камералистики8. Эта "система”, начало которой положили обычаи, вводившиеся с XVI века, сформировалась в течение XVII века в рамках понятий о природе мира и человека, принесенных новой наукой и философией в начале столетия. В общих чертах она вполне известна, и ее описание можно найти в большинстве работ по политической и экономической истории Европы нового времени. Однако небесполезно отметить некоторые, часто замалчиваемые черты, тем более что именно их претворение в жизнь вызвало настоящую революцию в политической культуре Запада, прямым наследником которой является современный мир

 

Расширение умственного кругозора в XVI веке привело к разрушению "средневековой” концепции мира - закрытого и завершенного. Подтвержденное научными открытиями, подготовленное предыдущим столетием, в сознании людей XVII века устанавливается понятие о мире безграничном и бесконечном. Крупные мыслители почти сразу приходят к практическому выводу о том, что потенциал природных ресурсов тоже безграничен, по крайней мере в сравнении с тем, что об этом думали люди Средних веков.

 

Эту бесконечную вселенную и ее бесконечные ресурсы можно не только познать, но и организовать и использовать на благо человека. Чтобы достичь этого, человеку достаточно принять решение и обладать готовностью к методической организации окружающей среды, к превращению ее в поле своей производственной деятельности. Таким образом не только разум, но и воля и творческая энергия человека становятся главными движущими силами любой организации, любой политики9. Разум и воля - сочетание этих двух сил позволяет человеку думать, что будущее - продолжение настоящего и что движение к нему может быть предначертано, исходя из знания нерушимых законов, открытых и сформулированных эмпирической, рациональной наукой. Это предполагает возможность подготовиться к будущему, организовать его, то есть лепить будущий (социальный) мир, который придет на смену сегодняшней (социальной) реальности.

 

основной характерной чертой современного человека является воля к рациональному устройству, имеющему целью длительную, непрерывно нарастающую производственную деятельность. Когда эта черта укореняется в сознании и поведении человека, подготовленного к этому Реформацией и индивидуалистической философией, то он, как и общество, благодаря неограниченному расширению и имманентному развитию получает в руки настоящий механизм действия: рост знаний и творческого производства бесконечен, он приносит новые блага, улучшает материальное положение и создает интенсивную духовную жизнь. Таким образом прогресс неизбежно становится целью в себе и самодовлеющей ценностью, а для мыслителей и деятелей конца XVIII века превращается в идеологию.

 

Однако для выполнения этой задачи надо было сначала победить традиционное направление мысли, которое опиралось на концепцию Вселенной с ограниченными, раз и навсегда размещенными при Сотворении мира ресурсами и, вследствие постоянной материальной нужды, заботилось лишь об удовлетворении текущих потребностей. Нужно было перевоспитать и дисциплинировать население, переустроить общество так, чтобы прикрепить человека к регулярному производительному труду, заставить его работать в расчете на будущую рентабельность, на отдаленные результаты. Роль правительства состояла в организации деятельности общества, рассчитанной надолго вперед (Ы^Ь Нте Ъопхоп)10, чтобы позже собрать ее плоды. Это предполагало политику, стремящуюся сломать и устранить традиционное для "крестьянской” психологии поведение - лишь бы день до вечера, - которое побуждало крестьянина растрачивать излишек его ресурсов, чаще всего в празднествах, общественных или семейных.

 

Сохранение излишков и их вложение ради больших прибылей и рентабельности можно себе представить только при условии, что будущее более или менее предсказуемо - исходя из "законов” уже известных тенденций развития. Поэтому вторая задача правительства определялась как уничтожение предрассудков и суеверий (чаще всего религиозного происхождения), способных противостоять рациональному объяснению Вселенной и любым усилиям повлиять на течение событий. Необходимым условием для административных методов, имеющих целью эффективную организацию деятельности общества по увеличению и расширению запаса материальных ресурсов, было уничтожение натурализма и веры в магию и чудеса, осуществленное наукой нового времени в начале XVII века11

 

Как хорошо заметил французский юрист Морис Ориу, "администрация является субстратом общества”, понимаемого как цельная система институтов и объединений, направленных на долгосрочную успешную деятельность

 

государство - то есть центральный административный аппарат - не могло само по себе выполнить задачу организации и устройства, особенно если учитывать, какие материально-технические средства находились в его распоряжении в XVII веке

 

Европейские правительства XVII века расширили свое поле деятельности также за счет привлечения новых элементов в аппарат центральной бюрократии: отчасти кооптируя в "офицеры” членов промежуточных, переходных слоев, отчасти создавая посты чиновников, "комиссаров” в учебных заведениях и административных органах

ослабление привилегированных "сословий” вследствие Тридцатилетней войны и религиозных войн сыграло капитальную роль в распространении и успехе этой новой политической культуры. Напротив, в крупных европейских странах, которые (как Франция или Испания, не говоря об Англии, представляющей особый случай) лучше всего устояли в кризисах ХУ1-ХУП веков, сохранились слишком сложные социальные структуры, подчиненные частным интересам, - они не позволяли государю эффективно проводить в жизнь политику администрирования, хотя, например, Людовик XIV и Кольбер направили свои объединенные усилия в эту сторону.

 

система прибегает к "законам”, то есть к констатации и предположению определенных закономерностей, которые позволяют предвидеть последствия, готовить благоприятные условия для желаемых последствий и, если это необходимо, опираясь на принцип обратной связи, воспроизвести, начать сначала и исправить ход событий, чтобы достичь поставленной цели. Наконец, в обоих случаях это цельная система со своей внутренней динамикой, которая позволяет системе постоянно действовать и бесконечно развиваться. Поскольку, чтобы быть динамичной и способной к имманентному развитию, эта система должна быть цельной, она нуждается в своем языке, который, как в естественных науках, выразит необходимые отношения, с одной стороны, между членами общества, с другой - между ними и материальным миром, на который обращена их деятельность

 

Это был язык права, и его систематизированное содержание составляли своды законов. Предполагалось, что своды законов, уже составленные или еще находящиеся на стадии проекта, полно и методически отразят отношения между материальным миром и человеком

 

Таким образом, право перестало определять качественные отношения между людьми, основанные на их принадлежности к определенному „сословию”; благодаря кодификации оно стало определять однородные, стабильные рамки для отношений количественного порядка, которые дают возможность автоматического применения на основе зафиксированных норм и правил.

 

Совокупность явлений, которые мы вкратце описали, составляет настоящую революцию в европейской политической культуре. Монарх (и в его лице государство) перестает быть просто отправителем правосудия, пассивным инструментом охраны и защиты общества. Он становится проводником сознательной, последовательной, методичной политики, цель которой - максимально повысить продуктивный потенциал страны: увеличить ее богатство, мощь и материальное благополучие. Поскольку, в принципе, это задача неограниченная, однажды начатое движение становится окончательно присущим системе и перерастает в самодовлеющую цель. Естественно, характер и образ государя тоже должны были измениться. Государь - будь то единичное лицо или коллектив (как в Голландии и вольных городах) - должен был стать динамичным лидером, берущим в свои руки инициативу и определяющим задачи политики активного преобразования. „Боги в мундирах”13 не только символизировали исконность государственной власти, но и играли роль вождей, реформаторов и кормчих. Верховная власть придавала системе и деятельности регулярного государства прочность; благодаря этому ее можно было прививать и подражать ей в других странах. Получив динамичную и действенную силу, государственная власть стала империалистической в двух смыслах этого слова: она захватила в свои руки все области общественной жизни (в ожидании, пока будет монополизирована и частная жизнь, что и произошло в конце XVIII века) и захватывала новые территории (страны, государства) для развертывания своей деятельности. Вот в чем состоял предмет экспорта, который использовал Петр для замены гибнущей московской культуры динамичной системой по образцу, принесенному Западной и Центральной Европой

 

Ввиду систематического приглашения специалистов, получивших образование в Галле (здешний университет был основным рассадником камералистики), в царствование Петра Великого участие иностранцев стало активнее, а их роль важнее.

слишком бурное проведение таких реформ, стремление любой ценой, вопреки любому отпору, достичь ощутимых результатов приводит к преобразованиям поверхностным, к реформам, не находящим опоры и, в конечном счете, недолговечным, беспорядочное изобилие которых выдает нехватку строгой дисциплины. Так и царствование Петра Великого издергало русское общество и оставило в наследство верхам неуверенность и неустойчивость, которые привели их впоследствии к кризису самосознания

 

Петр в своих начинаниях нашел многочисленных сподвижников, и это свидетельствует о том, что в русском обществе конца XVII века были люди, даже целые группы и слои, стремившиеся избавиться от за- силия косной и изоляционистской традиционной московской культуры.

 

весьма сомнительно, чтобы требования войны сами по себе вынуждали к столь решительным реформам и радикальным нововведениям. Действительно, несмотря на устаревший военный аппарат и неразвитую промышленную экономику, Россия вела в XVII веке долгие и многочисленные войны против Польши и Швеции. Человеческие ресурсы России (по численности населения она превосходила не только Швецию, но и любую другую европейскую страну, за исключением Франции), запасы сырья необъятной империи,

 

Программа Петра привлекла всех, кто жаждал действия, продвижения по социальной лестнице и обогащения, - карьеристов и корыстолюбцев

 

"Он хотел сначала сделать [из них] немцев, англичан, когда надо было прежде всего делать русских; он отнял у своих подданных возможность стать тем, чем они могли бы стать, убедив их в том, что они - то, чем вовсе не являются** (Ж.-Ж. Руссо. Об общественном договоре. Книга II, гл. 9).

 

Надо также отметить важную, еще неизученную роль, которую, несомненно, сыграли дьяки московских приказов и особенно их сыновья, как, например, Алексей Макаров, секретарь Петра. Дети и внуки недавно поселившихся в России иностранцев во многом споспешествовали успеху царствования, особенно в некоторых областях общественной жизни, где мы находим Шафирова, Ягужинского, Гордона, Брюса, Фика, Остермана

 

только благодаря сотрудничеству (добровольному или вынужденному) этих объединений и „сословий” удавалось успешно навязать населению дисциплину в повседневной жизни и дух предпринимательства. Но мы отметили также, что в Московском государстве этот промежуточный слой более или менее отсутствовал. На местном уровне, особенно среди старообрядцев, определенно существовал некоторый корпоративный дух и имелись организованные общины, игравшие роль в организации повседневной жизни и в решении мелких конфликтов между своими членами

 

Старообрядцы, влиятельное меньшинство крестьян и ремесленников, беспрекословно послушное своему приходскому и монастырскому духовенству, отвергали новое государство и жестоко преследовались за тот отпор, который они ему оказывали; они не могли стать ни активными сотрудниками, ни даже простыми сторонниками модернизации, проводившейся петровским режимом.

 

Государственная служба была при Петре единственным способом социального продвижения. Вступление в служилый класс составляло реальную привилегию как материальную, так и социально-психологическую: только лица на государственной службе пользовались хоть какими-то материальными гарантиями и некоторой правовой защитой их личности и собственности. Богатство само по себе не много весило в сравнении со службой, социальное происхождение довольно мало значило в сравнении с принадлежностью к привилегированному правительственному классу и возможностью продвижения по службе.

 

Самодержавное государство в результате получило и закрепило за собой абсолютный контроль социальной иерархии и, следовательно, подчинило своей воле членов правительственного класса, то есть верхушки имперского режима. Какова бы ни была природа нарушения ее положений, Табель о рангах оставалась в силе, потому что одновременно обеспечивала первостепенную роль государя и его успешный контроль за верхами и сообщала некоторую гибкость социальному устройству, что позволяло энергичным и активным людям, всем тем, кто полностью отождествлял себя с ценностями и целями регулярного государства, подняться наверх и войти в ряды культурной, политической и экономической элиты страны.

 

Государственная служба на всех уровнях нуждалась в людях, обладающих хоть каким-то образованием и опытом. Самый многочисленный класс страны, крестьянство (даже если бы оно и не было большей частью закрепощено), не мог сыграть этой роли - Россия не составляла в этом исключения: крестьянство нигде не рассматривалось как источник людей для правящих верхов. Кроме того, в противоположность тому, что происходило в Англии, Франции и в некоторой степени в Германии, в России не было ни лиц, ни групп крестьянского происхождения, составлявших деревенскую знать, из которой можно было бы набрать местных администраторов и создать экономическую и культурную элиту3. Армия была единственным путем крестьянина наверх, да и то в большинстве случаев только его дети или внуки достигали цели. Военная служба, которая была практически пожизненной (от 25 до 30 лет), освобождала рекрута от всех обязанностей по отношению к помещику (или к государству в случае государственных крестьян), и его дети, рожденные после рекрутского набора, были свободными людьми, которым государство старалось дать некоторое образование, чтобы включить их в ряды класса производителей или низшей администрации. Таким образом, дети и внуки забритого в армию крепостного могли стать офицерами, получить дворянство и выйти в правящие слои страны. Как бы ни были редки эти случаи, их было достаточно, чтобы создать подкласс населения и поддерживать иллюзии и миф служилого дворянства, открытого для талантливых людей из простонародья4.

 

Петр унифицировал службу таким образом, что по воле центральных властей любой служащий в. любой момент мог быть перемещен на другой пост и в другое место.

 

от служилых людей требовалось некоторое общее образование, и это добавочным бременем ложилось на всех молодых дворян. Именно этим новым ярмом служебных обязанностей: образование, постоянство, унификация - порождено то сопротивление, которому историческая литература придает большое значение. Но, когда новая привычка была усвоена, а была она усвоена, надо подчеркнуть, за одно-два поколения, вся активная и культурная жизнь правящих верхов протекала в ее рамках, и она даже стала основным критерием доступа в эти верхи

 

самым важным результатом было создание главного инструмента регулярного государства - превращение традиционного военно-служилого дворянства в бюрократию. Дворяне стали чиновниками, обязанными осуществлять задачи, поставленные государством или абсолютным монархом с единственной целью - организовать и структурировать общество ради оптимального использования ресурсов

 

Генеральный Регламент, изданный Петром Великим 28 февраля 1720 года, заложил основы бюрократической деятельности имперского правительства на всем протяжении его истории

 

должно было функционировать даже в отсутствие тех, кто им управляет. Кроме того, административные дела должны были вестись исключительно внутри учреждения, они не могли решаться ни в каком другом месте и ни в коем случае одним-единственным лицом, будь то самим начальником. Еще одна важная черта: администрация и население, которым она управляла, были разделены: подданных и представителей государственной власти впредь разделял барьер - в прямом и переносном смысле

 

новая система, установленная Генеральным Регламентом, стремилась к ослаблению, а затем и полному устранению личных связей и знакомств, на которых строилась политическая жизнь допетровского Московского государства. Однако в действительности оказалось невозможным устранить из русской административной жизни играющие важную роль личные отношения и личностный характер власти

 

Табель о рангах позволила не только расширить круг кандидатов, но и, сохраняя уже завоеванные позиции, дать новопришедшим шансы продвижения наверх в личном порядке. Двойственность системы откровенна: Табель о рангах и Генеральный Регламент способствовали укреплению и сохранению приобретенного в прошлом знатными семьями положения, оставляя лишь немногим "новым людям" открытую дверь при условии, что они войдут туда посредством брака и будут приняты кругом устоявшихся "кланов". По меньшей мере, в XVIII веке политическая жизнь России была, если можно так выразиться, балетом милостей и опал, сменой придворных клик, состав которых определялся личными отношениями, родством и свойством.

 

По сходным причинам роль государя в этом контексте становилась еще важнее. Кажется, у Петра Великого были поползновения обезличить государственную власть. Он этого не сделал, да если бы и захотел, то не смог бы,

 

 Государь продолжал утверждать религиозный и обрядовый характер самых важных общественных событий и сам лично в них участвовал. Но число таких событий постоянно уменьшалось и было сведено к минимуму; за исключением этих событий, правительство больше почти не обращалось к религии; администрация перестала играть религиозную роль, в то время как Церковь была обязана по-настоящему участвовать в мирской жизни. Вместо очень набожного царя появляется император-самодержец, одетый в военную форму европейского образца, живущий на окраине своей империи, изолированный от духовной и религиозной жизни своего народа.

 

Так встает вопрос легитимности его власти. Право Петра Великого на престол уже оспаривали старообрядцы. Сомнения вновь возникают в народе в результате государственных переворотов, сажавших на трон последовательно женщин и детей, чьи родственные узы с предыдущим государем неясны, а поведение часто противоречит традиционным и религиозным концепциям. Указы, которые по западному образцу запрещают вступать в прямое общение с императором и представлять на его рассмотрение как личные, так и коллективные прошения, подчеркивают чувство изоляции и, следовательно, социально-психологически подвергают сомнению законность его власти.

 

Полномочия царя выступать в качестве судьи и решать - по собственному желанию или по принятым правилам - все споры, выносимые на его суд теми из подданных, которые могли прямо к нему приблизиться, составляли основной аспект легитимности императорской власти

 

Что касается функций государя у Прокоповича, то они теряют священный характер, становятся просто материальными и прагматичными; они обосновываются защитой, которую государь обеспечивает членам общества, следя за тем, чтобы удовлетворялись их нужды в еде, жилье, одежде - короче говоря, нужды материальные. Безопасность подданных в осуществлении их экономической деятельности (в широком смысле слова) гарантирует всему обществу материальное благополучие, рост богатства и мощи. Такой прогресс, сам по себе желанный, кроме того, свидетельствует о культурном уровне общества, который, разумеется, выше, чем у общества в естественном состоянии.

 

Петр лишь следовал тут примеру своего отца; правда, за это время техника и методы организации изменились - модернизированная армия требовала гораздо больших денежных и материальных ресурсов. Чтобы покрыть эти затраты, нужно было выжимать из общества подати намного энергичней и методичней, чем это делали московские цари.

 

Петр и его администрация последовательно использовали материальный потенциал империи, оптимально эксплуатируя как экономические богатства, так и человеческий и материальный потенциал, имевшийся в их распоряжении. Было проведено изучение страны с целью открытия новых горных, лесных и сельскохозяйственных ресурсов. Были созданы заводы, построены каналы и дороги, поощрялась торговля; строились новые города, прежде всего столица, и обновлялись старые. Идеальный петровский администратор должен был быть и ученым, ему приходилось разбираться одновременно в экономике, науке и политике. Таким был В. Н. Татищев - типичный представитель поколения Петра Великого; его карьера и идеи дают лучшую картину всего, что Петр хотел осуществить, и средств, которыми он располагал .

 

Попытка Петра вызвать смену ценностей законодательным путем (указ о единонаследии 1714 года) кончилась полным провалом.

 

Другие классы общества тоже были привлечены Петром посредством государственной службы. В рамках Главного Магистрата горожане могли учреждать торговые предприятия и мануфактуры. Но и в их случае обязанность служить государственным интересам была важнее всех других соображений: горожане должны были активно участвовать в сборе налогов, следить за охраной городского порядка, ставить свои таланты и ресурсы на службу государства. Это означало потерю времени и энергии, а также большой риск, так как члены Главного Магистрата были юридически и материально ответственны за убытки и ущерб, понесенные казной и государством.

 

упорное стремление Петра и его соратников заставить народ отказаться от предрассудков и религиозных обычаев, ...обернулось почти полным провалом. Это упорство даже привело к противоположным результатам: оно утвердило в низах уверенность в том, что император и его присные работают на дьявола, а сам государь является воплощением Антихриста

 

Создается ощущение, что все эти нововведения ни на чем не основаны, временны. Для русских того времени и - еще ясней - для иностранных наблюдателей главной, характерной чертой новой России была неустойчивость. Зато служилые верхи приняли культурный вызов не просто с легкостью, но так к нему приспособились, что спустя одно-два поколения смогли внести свой вклад в русскую культуру своего времени и активно участвовать в ее создании. Можно удивляться, что они не проявили того же энтузиазма и такой же творческой энергии в области экономики.

 

верхи были слишком поглощены дорогостоящей и тяжелой, опасной для здоровья, а иногда и для жизни государственной службой. Отсюда, за отсутствием навыков, свободного времени и средств, проистекала неспособность посвятить себя экономической деятельности и вместе с тем продолжать служить и усваивать культурные новшества - условие для делания карьеры, возможной лишь в рамках придворной или военной службы.

 

Верхи приняли культурный вызов, освоили новые ценности русской культуры и проявили (и будут продолжать проявлять) искренний интерес к западным интеллектуальным новшествам. Они преобразовались так быстро, что смогли общаться с представителями западной культуры почти на равных. Народная же культура, которая, собственно говоря, не участвовала в петровских преобразованиях, осталась в стороне, нетронутой; она сохранила традиции XVII века. Таким образом не только увеличился разрыв между культурой верхов и народа, но эта последняя застыла, оцепенела, притупилась и атрофировалась

 

правительства Петра и его преемников предписывают новые формы службы, строго устанавливают финансовые и материальные повинности, а не просто довольствуются сбором налогов и податей и мобилизацией ополчения. Следствием этого является политика активного административного вмешательства, строгие, детально разработанные предписания, подразумевающие постоянное вмешательство государства в гражданскую жизнь и быт населения.

 

использует новые, полностью заимствованные с Запада методы: устанавливает продовольственную политику, учреждает органы санитарного контроля, вырабатывает политику градостроительства (монументальная иллюстрация этой политики - возведение новой столицы на берегу Финского залива), в которую входит страхование зданий, контроль за нормами безопасности и забота об эстетике и здравоохранении при благоустройстве городов. Это - скромное начало, практическая эффективность которого нередко ограничена. Но непременно следует подчеркнуть, что после первых шагов на этом поприще правительство будет продолжать идти этим путем и найдет куда более благоприятную почву, в результате чего достигнет блестящих успехов при основании новых городов на юге страны и благоустройстве городов центральных губерний в конце XVIII века

 

необходимо удовлетворять требования администрации и армии и воспитывать все более многочисленные кадры. Отметим, между прочим, что на Украине, где уже существовали традиции среднего образования и большинство дворян отдавало своих детей учиться, государству вмешиваться не пришлось. Но в самой России дела обстояли совершенно иначе. Петр Великий начал свою политику в области просвещения учреждением начальных, так называемых "цифирных” школ и Математической Академии, впоследствии преобразованной в Морскую Академию. Эти начальные школы, организованные при Церкви, не достигли больших успехов, но дали почувствовать, как необходима цельная система подготовки квалифицированных кадров для военной и гражданской администрации.

 

Тот факт, что латынь стала языком преподавания в богословских семинариях, достаточно ясно показывает, что властям не было дела до нужд прихожан

 

служилая верхушка, будь то дворянского или разночинного происхождения, проявила интерес только к элементам общей культуры, включенным в программу Петра. Молодых слуг государевых привлекала отнюдь не техника - огромное большинство избегало ее как только могло. Зато приобретение общей культуры, превосходящей минимальные требования гражданской и военной службы (т. е. умение читать, писать и считать), быстро стало желанным само по себе и превратилось в основной критерий принадлежности к элите

 

За малыми исключениями, школы и частные учебные заведения, основанные в этот период, ставили себе задачу приобщить учеников к европейской культуре; сначала они испытали германское влияние, потом французское. Таким образом, ко времени вступления в должность будущий государственный служащий оказывался подготовлен к участию в жизни западного образца. В то время как его карьера в гражданских или военных органах обычно протекала под прямым контролем двора и центрального правительства, сам он вращался в кругах, которые ценили духовную жизнь (даже на сравнительно элементарном уровне) и страстно к ней стремились. Этот опыт позволял ему в нужный момент чувствовать себя непринужденно на Западе или в присутствии иностранцев, живших в России либо посещавших ее

 

духовенству пришлось смириться с ролью осведомителя и помощника в надзоре за населением, среди которого эта полицейская роль не приносила ему популярности и даже мешала выполнению миссии духовно-нравственного воспитания и попечительства.

 

Такая ситуация, возможно, парадоксальна, но она вписывается в логику вещей. Подчинение духовенства государству и использование церковных кадров в административных целях стимулировало личную инициативу, усилило частную религиозную жизнь и привело к поискам мистической религиозности и пиетизму вне рамок официальной Церкви. Все эти вещи глубоко повлияли на культурную жизнь верхов и позднее несомненно привели к этическому народничеству и ощущению духовно-нравственного долга перед народом, которые предшествовали формированию русской интеллигенции в первой половине XIX века и вошли в ее плоть и кровь

 

Петр I учредил Сенат, центральный орган планирования и координирования, который должен был также воплощать логику и дух политической системы Империи. Однако уже при жизни Петра Сенат действовал не так, как тот предусматривал, - большей частью из-за сильной личности и пылкого динамизма самого Петра. После его смерти дела, естественно, пошли еще хуже. Сенат совершенно перестал выполнять функцию положительного планирования и координации, каждая из его коллегий преследовала свои цели и свои собственные интересы, что привело к беспорядку и шатанию, которые царили даже на уровне органов центрального правительства. Верховный тайный совет, созданный в 1727 году, мог бы и даже в некоторой степени сумел стать преемником петровского Сената. Но он действовал плохо

 

После того как Верховный тайный совет перестал существовать, взамен его, хотя и не сразу (в 1731 году), был создан кабинет министров

 

Лишь в последние десятилетия правления Екатерины II, когда она соединила свою энергию с талантом своего высшего сановника А. А. Вяземского, появился некий орган координации - сенатская канцелярия

 

Лица из окружения государя, как занимавшие официальные должности, так и не занимавшие их, разнообразные группировки - все были заинтересованы в том, чтобы сохранить нерушимой личную власть самодержца и не допустить создания постоянного учреждения, задачей которого было бы согласовывать и упорядочивать ("бюрократизировать”) политическую и административную деятельность империи Только отсутствие такого учреждения обеспечивало им свободу действий в их стремлениях удержаться у власти и оказать то или иное влияние в качестве временщиков государя. Нет ничего удивительного в том, что радиус деятельности государя и коллегий не выходил за пределы столицы и обрывался за ее стенами.

 

Администрация не обладала ни многоступенчатым контролем, ни эффективными средствами согласования своих действий и разрешения конфликтов, неизбежно возникающих из-за разделения сфер полномочий. Это привело к двояким последствиям. С одной стороны, не хватало администрации на местном уровне, и невозможно было регулировать отношения и разрешать конфликты между частными лицами и различными группами. Глубокое чувство личной и материальной незащищенности нарастало среди прямых подданных императора (т. е., видимо, за исключением крестьянской среды), особенно среди тех, кто должен был управлять своими имениями и поддерживать свой социальный ранг. С другой стороны, административные и судебные полномочия были весьма нечеткими, что оставляло на местах широкое поле деятельности для частной инициативы и неофициальных корпоративных организаций. Это было особенно верно в случае крепостных крестьян и имений служилого дворянства, которые практически не подвергались контролю государственной администрации (за исключением особо серьезных беспорядков). Это позволило помещикам превратить своих крепостных крестьян практически в рабов, в то время как сельские общины, как это ни парадоксально, продолжали пользоваться очень большой автономией вследствие почти постоянного отсутствия владельцев, находящихся на службе

 

петровская система была сконцентрирована в центральном ядре, обладавшем монополией власти, но это ядро не сумело передать часть своих полномочий нижестоящим учреждениям и эффективно согласовать их деятельность, рамки которой оставались неясными и тесными. Все это в целом напоминало редкую, дырявую сеть, пытавшуюся удержать в своих ячейках раздробленное общество, в котором несколько человек - благодаря ли их богатству, влиянию при дворе и в центральных учреждениях или их собственной деятельности, допускаемой государством, - играли значительную роль, не пользуясь при этом защитой цельной системы законов и исправно действующей сети независимых учреждений и корпораций.

 

Отсюда вытекает фундаментальный парадокс, значение которого будет нарастать в течение XVIII века и станет решающим в Х1Х-М. Желая стимулировать развитие производства и организовать все под своим контролем, правительство непрестанно поощряло частную инициативу некоторого числа людей

 

дворянство не располагало необходимыми материальными ресурсами (капиталом и рабочей силой); с другой - оно было совершенно не подготовлено к этой роли, будучи поглощено исключительно государственной службой, которая, вдобавок, отдаляла дворян от их поместий и горно-промышленных центров. В таких условиях трудно удивляться, что оно не заботилось о доходах надолго вперед, так как его единственной заботой была сиюминутная выгода, которую приносили им милости государя и чрезвычайные награды за службу

 

В эту сеть включалось также инородческое население. Армяне во все времена играли важную роль в обмене между областями Кавказа (и Закавказья) и собственно Московским государством. Эта роль не только не кончилась, но даже возросла вследствие военных кампаний Петра I и его наследников против Персии, Турции, мятежных казаков (например, казаков Булавина и астраханских казаков) и степных киргизов. Все более активное участие принимали в этом украинцы, так как путь русской армии к театру военных действий против Турции и Польши пролегал через Украину. Успешная интеграция украинского общества и экономики вывела украинских предпринимателей, купцов и поставщиков на экономическую орбиту Центральной России и всей Империи. Наконец, в Прибалтике купцы, ремесленники и поставщики приняли активное участие в обмене с Империей, тем более динамичное, что Рига оставалась главным портом России вплоть до конца XVIII века.

 

Отмена внутренних пошлин при Елизавете (1754), утвержденная Екатериной II в 1762 году, была официальным признанием роста материальной мобильности внутри империи и содействовала ей.

 

Перед нами предстает парадоксальная картина одновременного нарастания социальной мобильности и усиления крепостничества. Надо раз и навсегда запомнить: составляя подавляющее большинство населения империи, не все крепостные были ввержены в настоящее рабство и осуждены на ужасающую нищету; далеко не всегда они были закреплены за поместьями и подчинены жестоким капризам их хозяев. "Система” крепостничества (первая - и, кстати, неверная - картина, которая встает перед глазами) не была ни достаточно последовательной, ни достаточно методичной, что оставляло немалую возможность для неофициальных отношений и для нерадивости помещиков и позволяло обыгрывать неточность законов и правовых предписаний, не говоря уже о взяточничестве и нелегальных побегах.

 

Мобильность служилых людей сильно способствовала проявлению у них чувства потерянности, отрыва от народа, от глубинной России, потери корней, короче говоря, их отчуждению. С другой стороны, они соприкоснулись с самыми различными кругами и осознали разнообразие форм жизни и проявлений культуры в империи. Вступая в обогащающие контакты с разными людьми, они проявляли большую гибкость и непринужденность в обществе. Наконец, эта подвижность создала фундаментально важную культурную однородность русских служилых верхов: находясь повсюду в знакомой среде, они чувствовали себя как рыба в воде; все они располагали одной и той же первичной культурой, одним и тем же опытом, в своем кругу держались непринужденно

 

множество украинцев переселились в Центральную Россию, особенно в столицы, в поисках богатства и карьеры в административной и культурной жизни. Поражает большое число украинцев на второстепенных постах имперской бюрократии, особенно в правление Елизаветы, когда их продвижение было быстрым благодаря покровительству братьев Разумовских, фаворитов императрицы. Это движение не остановилось после прихода к власти Екатерины II - как мы уже отметили, походная канцелярия Румянцева на Украине поставила значительное число высших чиновников, среди которых особо себя проявили украинцы - например, Безбородко и Завадовский. Они, в свою очередь, облегчили продвижение своих соотечественников. Добавим, что у украинцев было преимущество в силу близости их языка и религии; кроме того, большинство из них получило в многочисленных церковных и частных школах более тщательное общее образование, чем рядовые русские дворяне.

 

Мобильность дворянства, вызванная новым типом государственной службы, привела к разрушению или, по крайней мере, к ослаблению связи дворян с поместьями, родными местами, соседями и родственниками

 

Можно сказать, что этот класс обеднел, тем более что, несмотря на все усилия, предпринятые в этом направлении Петром I, практика справедливого раздела наследства между наследниками продолжала существовать. Класс дворян-землевладельцев переживал экономический застой. Но с тех пор как опубликованы прекрасные работы Микаэля Конфино, по этому поводу уже ничего нового не прибавишь2. Кстати, надо отметить, что исследования (в основном, советские), где придавалось большое значение расширению крепостного права и подчеркивалась его растущая рентабельность, касаются главным образом второй половины, даже последней четверти XVIII века и опираются на новые условия, возникшие в связи с интенсивной эксплуатацией юга Украины.

 

Обратной стороной медали была изоляция простонародной культуры. Она не исчезла, но оказалась в стороне от жизненных, движущих, творческих сил; замкнувшись в изоляционизме, подозрительно встречающем все иностранные новшества, она застыла, окаменела. Главная ответственность за это принадлежит старообрядцам - именно они придали традиционной народной культуре ее недвижный, консервативный характер

 

В своей изоляции они сохранили традиционные народные мелодии, образы, язык и поэзию (или в случае необходимости создавали новые в том же духе). Не всякая допромышленная народная культура консервативна, отказывается развиваться и принимать нововведения. Русскую народную культуру сделали особенно недвижной старообрядцы, они способствовали сохранению ее традиционных форм и содержания вплоть до второй половины XIX века.

 

когда, в свою очередь, верхи проявили любопытство и влечение к "национальным” традициям - в мире старообрядчества было почерпнуто много образцов для подражания3

 

часть крестьянского населения приняла новую культуру, особенно в Москве и ее окрестностях, где находилось большинство поместий и усадеб богатого придворного и служилого дворянства.

Другим, тоже весьма мало изученным аспектом того же явления было влияние солдат и их семей по возвращении со службы. По правде говоря, в XVIII веке их число было невелико: военная служба была практически пожизненной, мало кто возвращался в родную деревню.

согласно которой ветераны и инвалиды принесли в деревни, где протекали годы их отставки, прямой опыт общения с культурой верхов общества и знание западных материальных новшеств, приобретенные ими за время солдатской службы.

Трудно себе представить, чтобы верхи общества до такой степени прониклись народной судьбой, если бы до этого у них не было серьезных отношений и контактов с народом. В конце концов, русские крестьяне и крепостные не были на положении чернокожих рабов, и пропасть между крепостными и помещиками никогда не была столь глубокой, как между рабовладельцами и неграми-рабами в южных штатах США до гражданской войны. Доказательством служит тот факт, что, когда крестьяне (или, по крайней мере, некоторые из них) в какой-то степени включились после 1861 года в общественную жизнь страны, культура светского общества и особенно литература оказалась им доступной. Научившись читать и писать, русский крестьянин был в состоянии оценить произведения классической русской литературы своего времени. Этим объясняется и относительно высокий уровень литературной культуры простого народа как до 1917 года, так и в Советской России, как то показал опыт революционных пропагандистов среди рабочих и крестьян накануне Первой мировой войны.

 

.Аркадий Каган рассчитал, что требовалось не менее ста душ (т. е. мужчин- крепостных), чтобы покрыть расходы на образование одного дворянина и на скромный "европейский” образ жизни4. Однако в эту категорию входило не больше 10- 15% служилых людей, включая очень богатых вельмож.

 

Принудительная зависимость от государства, с одной стороны, и материальная стесненность - с другой, не позволяли служилому классу ловить возможности продвижения и вести столь привлекавший их западный образ жизни. Это неизбежно приводило к недовольству, тревоге и ощущению неустойчивости.

 

Обычаи наследования, по которым требовался справедливый раздел земель между всеми наследниками, прибавляли лишние мотивы для конфликтов.

 

Система законов не предоставляла эффективной защиты: в ней не хватало гражданского кодекса; еще действовавшее Уложение царя Алексея Михайловича большей частью устарело вследствие преобразований Петра I. Судебная администрация, особенно на местном уровне, представляла собой самую слабую, наименее развитую ветвь устройства империи.

 

Было почти невозможно оградить себя от насильственных действий могущественных или бессовестных соседей либо подать на них жалобу5. Никто не был огражден от произвола административных и политических властей, угрожавшего как личной свободе, так и достоянию. Само собой разумеется, эта угроза была особенно весомой для маленьких людей: провинциальных служилых людей, мелких помещиков, обедневших дворян, зажиточных горожан из простонародья, - весомее, чем для лиц, занимавших официальные посты при дворе и в правительстве. Но и они не были ограждены от этого. Как в Советском Союзе, видное общественно-политическое положение притягивало удары судьбы сильнее, нежели подчиненное положение большинства служилых людей.

 

Произвол местных администраторов и личная власть влиятельных фигур перевешивали любое предписание и любой закон. Человек зависел не от учреждений, а от людей и их произвола. Чем дальше от Москвы и Санкт-Петербурга, тем меньше чувствовалась центральная власть, на окраинах и в Сибири ее практически не существовало.

 

Падение временщика ввергало в опалу всех, кто пользовался его покровительством, весь его клан и всех, к нему присоединившихся. Но в России XVIII века (как и везде в подобных обстоятельствах) опале временщика сопутствовала конфискация его имущества и имущества его присных, а затем раздача этого имущества. Опала угрожала самим временщикам, иногда прямо их существованию (так было с Меншиковым, Бироном, Минихом или Волынским), в некоторых случаях приводила к тюремному заключению. В масштабах того времени - не забывая о редкости таких случаев и о присущих XVIII веку условиях - проводились настоящие чистки, которые травмировали правящие верхи так же, как много времени спустя - сталинские чистки. Как это хорошо отмечено Брендой Миэн- Уотерс, психологические последствия процедуры конфискации и политических процессов во многом напоминают те, что были испытаны в Советском Союзе6

 

надо еще раз отметить центральное событие кризиса престолонаследия 1730 года: массовый отпор большинства служилых людей, на который натолкнулось предложение ограничить прерогативы монарха, сделанное Д. М. Голицыным от имени Верховного тайного совета. Многочисленные служилые люди, приехавшие в Москву, чтобы присутствовать при бракосочетании Петра II (не состоявшемся из-за его внезапной смерти), и оставшиеся, чтобы присутствовать при коронации его наследника, предпочитали личную самодержавную власть, а не учреждение правящего органа или власть ограниченной верхушки, даже если в долгосрочной перспективе это гарантировало бы большую безопасность массе слуг государства

 

Даже переняв западные привычки, понятия и ценности, они не переставали чувствовать свое отличие от европейцев, чувствовать себя русскими, хотя бы в силу своей религии

 

Завися от иностранных норм (иногда прямо от иностранцев), ничем не связанных с московскими традициями, которые по-прежнему оставались его традициями, народ чувствовал на себе тяжесть особенно жестокого, беззаконного и враждебного ярма. Это чувство беззащитности было порождено не столько бременем крепостного права, налогов и рекрутского набора (каким бы оно ни было тяжелым при довольно примитивной экономической системе), сколько именно этим психологическим смятением

 

Тот факт, что движущей силой пугачевского бунта стали казаки-раскольники, подкрепляет толкование, согласно которому он был в гораздо большей степени мятежом против европеизации и модернизации как верхов, так и всей страны, чем против крепостного права.

 

вторая половина XVIII века характеризуется странной смесью физического насилия и жестокости (особенно в провинции) и безудержной сатирической критики в литературе.

 

В 1767 году правительство провело выборы более или менее представительного собрания для обсуждения законов и выработки нового свода законов.

 

С тех пор, как Петр I осознал, что его законодательство внесло путаницу в московскую правовую систему, отраженную в Соборном Уложении 1649 года, были созданы многочисленные комиссии для разработки нового единого свода законов. Они составлялись из представителей искушенных в этом деле общественных групп и органов, прежде всего из* административных служащих и купцов. Эти представители не выбирались, а назначались; администрация давала им полномочия для участия в деятельности комиссий. Но когда Екатерина II созвала в 1767 году Комиссию об Уложении, она приказала, чтобы ее члены были избраны свободными сословиями и классами империи

 

Наказы, переданные в Комиссию об Уложении, и дебаты, которые, к сожалению, Екатерина II резко прервала, когда обнаружилось, что они принимают слишком резко критический оборот, ясно показали направление общественной мысли депутатов, а следовательно, по-ви- димому, их избирателей.

 

Дворянство желало получить ясное определение того, чем оно является. Сами дворяне не были согласны между собой: одни считали, что главную роль играет происхождение; другие стремились сохранить и упрочить приоритет государственной службы

 

Жалобы дворянства касались также вопросов личной и материальной неприкосновенности; дворяне требовали эффективной материальной помощи в обучении детей, облегчающем их поступление на службу

 

эти требования в меньшей степени касались актов самого государя, даже когда эти акты воспринимались как деспотические: требовались гарантии от произвола административных уполномоченных государства, надлежащей защиты от которого правовая система не давала. Однако никто не домогался ни свода законов, ни своего рода "хартии”, подобной тем, которые существовали в прибалтийских губерниях и определяли права и привилегии каждого. Русские депутаты с негодованием отвергли предложение представителей остзейского дворянства составить такой документ и передать его на утверждение императрице, чтобы он приобрел силу закона. Снова мы сталкиваемся с тем же парадоксом: правящие верхи, по-видимому, предпочитали отношения, основанные на единоличной высшей власти, рамкам законов и нагромождению обезличенных уставов.

 

дворяне не допускали никакого вмешательства купцов и крестьян в сельскохозяйственную систему, в то время как купцы отказывали дворянству в праве какого бы то ни было участия в торговле и промышленности. Что касается крепостного права, то дворяне и помещики требовали для себя монополии на владение крепостными и “населенными” землями, оставляя за торговым классом право найма рабочей силы. Купцы, в свою очередь, протестовали против торговых операций, которые через своих крепостных проводили дворяне, а также и тех, которые проводили сами крестьяне (часто под покровительством своих владельцев-дворян и в их пользу). В общем, у депутатов Комиссии об Уложении, созванной Екатериной II, была совершенно "средневековая” концепция общества,

 

Комиссия 1767 года выявила, что русское общество (во всяком случае, его сформировавшиеся элементы и его верхушка) устами своих представителей выражало устремления, прямо противоположные курсу на регулярное государство, противоположные нормам и целям, которые оно себе ставило, по крайней мере по планам Петра

 

воинская слава, которую завоевали армия и флот императрицы, способствовала также возникновению чувства национального единства и национальной гордости, облегчившего успешную координацию энергии различных элементов общества. Со своей стороны, новоприобретенные территории послужили полигоном для испытания норм и методов регулярного государства на юге и для реорганизации традиционного казачьего войска после Пугачевского бунта.

 

Стремясь, как и Петр I, сделать Россию регулярным государством, Екатерина II применяет противоположную методику, передавая свои полномочия центральной бюрократии, находящейся под ее руководством.

 

Первым конкретным шагом Екатерины было Учреждение для управления губерний, закон, принятый в 1775 году, который учреждал некоторое число местных полицейских и богоугодных заведений, управляемых выборными лицами из местного правящего класса. Однако основы были заложены двумя жалованными грамотами - дворянству и городам. Была составлена и третья жалованная грамота относительно государственных крестьян, но по причинам, которые частично остаются неясными, она не вступила в действие

 

представители дворянства приобрели роль на местном уровне, широкое поле деятельности и некоторую автономию; между прочим, они отвечали за охрану порядка в сельской местности, по доверенности господ судили крестьян за мелкие преступления и нарушения порядка, разрешали конфликты между дворянами. Значение жалованной грамоты городам оказалось более ограниченным, в основном, в силу изолированности провинциальных центров. Городские депутаты, избранные торговыми и промышленными верхами, находились под прямым контролем местной бюрократии, для которой они были простыми помощниками.

 

даже очень ограниченная форма участия в общественной жизни явилась альтернативой традиционной государственной службе и дала верхам некоторый опыт, усиливший их интерес и внимание к местным особенностям. Это привело к положению, может быть, столь же парадоксальному, что и положение интеллигенции: самодержавный и имперский е51аЫ1$Ьшеп1 положил начало и придал форму возникающим в обществе группам и силам, которые впоследствии вступили с ним в конфликт, ибо рассчитывали на большую независимость, чем та, что соблаговолила предоставить им бюрократия.

 

Появляется большее чувство психологической устойчивости, укрепляются гарантии неприкосновенности личности и собственности, провозглашенные законодательством Екатерины, хотя ее подчиненные еще пренебрегали этими законами

 

с начала XIX века, пройдя испытания 1812 года, местные верхи способствовали развитию критической мысли, создавая противовес однообразию и конформизму, которые навязывались государем и двором; с энтузиазмом принимая “толстые журналы’*, они содействовали распространению влияния интеллигенции.

 

Кстати, не надо забывать стеснительный и покровительственно-абсолютистский характер жалованных грамот и, в еще большей степени, методов их применения. Он отражался в поведении губернаторов, командиров гарнизонов и полицмейстеров, которые оставляли слишком малое поле деятельности дворянским собраниям и городским думам. С членами этих дум обращались как с государственными служащими; на них лежала задача, иногда обременительная, собирать налоги и поддерживать городской порядок. Что касается "собраний”, т. е. корпораций провинциального дворянства, то они были поставлены под контроль губернаторов, патернализм которых проявлялся особенно тогда, когда в предводители дворянства надо было выбрать сговорчивого кандидата, полностью преданного губернатору.

 

Отсутствие кодифицированного права приводило также, и это особенно важно, к тому, что не существовало сильной и независимой судебной власти, чтобы заставить соблюдать законы; было практически невозможно превратить Россию в правовое государство.

 

правосудие было полностью отдано на произвол чиновников

 

совестный судья вовсе не был мировым судьей английского типа, как это часто утверждалось в исторической литературе. Можно даже сказать, что совестный суд обязан был выносить свои решения, не принимая в расчет существующих законов (то есть изданных до этого указов и постановлений) - точно так же, как и государь в последней инстанции

 

"сословное” общество становилось все большим анахронизмом - достаточно проследить за эволюцией стран Западной и Центральной Европы. Оно перестало быть моделью для великой державы, которая в конце XVIII века считала себя современной или хотя бы идущей по пути модернизации. Оно шло вразрез с нараставшей силой индивидуализма, прежде всего в экономической и культурной жизни

 

Екатерина II была без ума от умственной жизни /ПЕРЕВОДЧИКИ УСТАЛИ ПЕРЕВОДИТЬ/

 

В 1783 году Екатерина отменила государственную монополию печатного дела и разрешила учреждать частные типографии и издательства.

 

В силу административного порабощения Церкви мирской властью, оскудела ее культурная жизнь и существенно ослабла ее ведущая роль в духовном и нравственном воспитании общества. Представители просвещенного меньшинства, запросам которых официальные церковные учреждения не шли навстречу, пустились на поиски других путей удовлетворения своей нравственно-духовной жажды. Под влиянием протестантского обновления в Европе: пиетизма, методизма - русские пытались найти удовлетворение в личной духовности и личном религиозном опыте, в бурной социальной деятельности, озаренной религиозным рвением. Масонские ложи, кружки спиритуалистической и мистической направленности, учения Сковороды и Тихона Задонского - все это способствовало возрождению внецерковной религиозной жизни. Благотворительные организации, ложи и издания связывали ее участников

 

государственная служба лишала дворянина его корней, отчуждала его, заставляла чувствовать себя безымянным винтиком сложного механизма, отрезала и отъединяла его от народа, который не разделял его культуры и говорил на другом языке - в прямом и переносном смысле. Указ от 18 февраля 1762 года, которым Петр III освободил дворян от обязанности служить, позволил им перенести свою преданность и самоотверженность на народ.

 

Интеллектуальный и моральный индивидуализм явился результатом развития русского общества, поощряемого (или прямо порожденного) преобразованиями Петра и законодательством Екатерины. Но не входил ли он в противоречие с нормами поведения и этикой солидарности "сословий”, которые правительство пыталось насадить?

 

Екатерина воспротивилась тому, чтобы "сословия” учреждали частные фонды и богоугодные заведения, занимающиеся, к примеру, помощью голодающим и больным, народным просвещением и т. д. "Сословия”, которые по своему почину, а не по инициативе и директивам государства и администрации ставили перед собой независимую гражданскую и общественную миссию, казались ей подозрительными, да к тому же ей чудились в этом ростки того разрушительного недовольства, которое вызвало революцию во Франции и Голландии

 

совместимо ли с самодержавием и с личной властью государевых слуг, которая держится на произволе, усвоение нравственных предписаний и интеллектуальных европейских норм эпохи Просвещения (будь то в их рационально-философской, англо-французской форме или же в спиритуалистической и сентиментальной немецкой)? Этот вопрос, ответ на который неизбежно отрицателен, выдает свидетельство о рождении интеллигенции - передовой части русского просвещенного меньшинства, которое видит, как возникает противоречие между, с одной стороны, его концепцией нравственной миссии и ответственности за счастье народа, и с другой - его обязательствами и лояльностью по отношению к государству и высшему олицетворению этого государства - государю-самодерж цу

 

интеллигенция - тонкий критический слой просвещеннейшего меньшинства, благодатная почва для идеологизации, - уже почти полностью сформировалась благодаря государственной политике, которая была начата Петром Великим и по-новому продолжена Екатериной II.

 

Разрыв между потенциально существующим гражданским обществом и почти оформившейся интеллигенцией, с одной стороны, и самодержавным государством, строго и неусыпно ограничивающим поле независимой деятельности общества, - с другой, создал пустоту. Эту пустоту предстояло заполнить. Вставал вопрос: как и кем? Это и станет проблематикой, задачей и вызовом, которые были поставлены рождающемуся XIX веку.

 

Несмотря на свою краткость, царствование Павла I в огромной степени определило политическую направленность его наследника Александра I и тем самым способствовало пробуждению сознания в рядах дворянской интеллигенции. Павел управлял страной по произволу, широко применяя карательные меры, хотя у него и были некоторые реформаторские поползновения в области социальной политики (например, ограничение обязательной барщины тремя днями в неделю), а возможно, и план переустройства, который, по всей видимости, предусматривал установление законной и регулярной, если не прямо конституционной системы1

 

офицеры и министры боялись своенравного поведения Павла, которое постоянно угрожало их свободе и карьере. Никто не чувствовал себя защищенным от внезапных перемен настроения государя

 

Немало екатерининских вельмож, попавших в опалу при сыне покойной императрицы, нашли себе прибежище в Москве, живя в роскоши и фрондируя, оживляя культурную и светскую жизнь старой столицы. Но большинство провинциальных дворян жило под угрозой неожиданного отзыва в Санкт-Петербург, лишающего их плодов усилий по созданию культурной среды, защищенной от материальных забот.

 

Зверская цензура запрещала даже математические и музыкальные книги под предлогом, что математические символы и ноты могут служить шифром для контрабанды подрывных идей. Русская литература, которая только начала принимать истинный размах, была задавлена, частные типографии закрыты или поставлены под невыносимый контроль. Казалось, что военный стиль - "парадомания” Павла стала притчей во языцех - будет навязан во всех областях общественной и социальной жизни. Результаты этого могли оказаться особо пагубными для развития образования, прежде всего для высших учебных заведений и частных школ, где в обучении доминировала общая культура. Кроме того, по окончании учебы молодой дворянин был практически принужден делать бесплодную военную карьеру или вступать в ряды чиновничества, в высшей степени милитаризованного

 

Политика Александра I будет состоять в построении административной системы, опирающейся на элитарное общество, социально-культурная деятельность которого станет независимой

 

что обычно называют проектами и планами "конституционных” реформ, ''конституционализмом'9 Александра (это название дано его современниками), было просто попыткой упорядочить администрацию, придать ей цельную структуру и повысить ее эффективность

 

Она не только решительно внедрила принципы и практику министерского единовластия, которые делали министра полным хозяином в подчиненной ему сфере, но и организовала министерства на рациональной основе, чтобы предупредить конфликты между ними по вопросу полномочий каждого. Как наполеоновское военное командование, каждое министерство представляло собой иерархическую пирамиду: министр, словно главнокомандующий, располагал штабом, состоящим из начальников департаментов, и каждому из департаментов были поручены свои, четко определенные функции. Каждый из этих начальников обладал, в свою очередь, большой властью и определенной автономией в своих делах. Координация между различными службами министерства осуществлялась советом начальников департаментов, который регулярно собирался для докладов своему командующему - министру. Министр же подчинялся только приказам, исходящим от верховного главнокомандующего - государя. В принципе, венчать это строение и выполнять роль генерального штаба при верховном главнокомандующем должен был Совет министров.

Но Александр I не сделал этого последнего шага для упрочения системы. Совет министров существовал, но на его заседания созывали лишь часть министров, да и собирался он по воле государя для обсуждения дел, касавшихся различных министерств. В действительности, Совет министров так и не стал инструментом, необходимым для проведения логичной, последовательной и долгосрочной имперской политики. Александр I предпочитал работать с каждым министром по отдельности, оставляя за собой право разрешать межминистерские конфликты и сохраняя нетронутой свою самодержавную власть. Его наследники поступали так же

 

Государственный Совет был учрежден в 1811 году и, хотя он функционировал не так, как предлагал Сперанский, стал важным органом в правительственной структуре империи. Он состоял из трех отделов (экономика, законодательство, военные силы, т. е. армия и флот). Экономический и военный отделы были очень эффективными благодаря талантам их начальников - соответственно адмирала Мордвинова и генерала Аракчеева, которые превратили их в информационные центры и комитеты по составлению основных законопроектов

 

Значение предпринятых Александром I мер обуславливалось также тем фактом, что они были связаны с переустройством местной администрации

 

Большим нововведением Александра I было закрепление губернских правлений, созданных Екатериной II, за министерствами, а не за Сенатом, как это было прежде

 

Из-за того, что губернатор мог входить в прямые отношения с монархом, власть и компетенции начальников департаментов (налогов, казны и пр.) уменьшались

 

Эта политика действительно принесла свои плоды. Об этом свидетельствует как быстрый рост текстильной промышленности - предварительное условие для полной индустриализации, - так и разработка сырьевых ресурсов. Машиностроение, напротив, развивается слабо, отчасти потому, что ввоз машин из Англии тормозил российское производство: спрос на них был еще довольно слабым. Эта же относительно либеральная политика облегчила быстрое восстановление страны после убытков, понесенных в 1812 году, - благодаря участию крестьян- предпринимателей, которые поставляли транспорт, сырье и необходимую рабочую силу. Это позволило вскоре самым динамичным элементам из народа, особенно старообрядцам, организовать сеть кредита и путей сообщения, которая, в свою очередь, способствовала быстрому развитию некоторых отраслей промышленности, производящих предметы широкого потребления (хлопчатобумажные ткани, предметы обихода), что являлось необходимым условием старта индустриализации в крупных масштабах одно или два поколения спустя. И, что особенно важно для нашего рассмотрения, все это расширяло поле деятельности частных лиц. Благодаря общей деятельности завязывались связи солидарности, создавались объединения - и всё для пользы дела

 

Указ Павла I, ограничивающий барщину, идет в том же направлении: государство, государь должны улучшить крестьянскую судьбу, притом по социально-экономическим причинам, а не из филантропического духа

 

Александр перестал одарять дворян "заселенными" землями. Впредь, желая наградить своих верных слуг и любимцев, монарх наделял их лишь арендой некоторых "заселенных" территорий. Их собственностью были только доходы с этих владений - право собственности на землю и крестьян оставалось в руках государства. Было запрещено объявлять о продаже крепостных в печати, хотя это запрещение никогда по- настоящему не соблюдалось. Улучшение управления государственными крестьянами - отправная точка улучшения их материального и социального положения - только началось при Александре I благодаря инициативе Сперанского. Окончательный акт был разработан и вступил в действие два десятилетия спустя, при Николае I, когда он создал министерство государственных имуществ, чтобы дать стимул материальному прогрессу крестьян и надзирать за ним.

 

Указ 1803 года, создавший "вольных хлебопашцев", остался символическим жестом, и никто им серьезно не воспользовался. В том же духе между 1816 и 1819 годами остзейские помещики, принадлежавшие в основном к немецкому дворянству, добились раскрепощения своих крестьян без предоставления им земли. Таким образом, остзейские губернии являли картину крестьян, свободных по закону, но еще тяжелее экономически угнетаемых помещиками, ибо никто другой не мог предоставить крестьянам оплачиваемую работу. Этот урок пошел на пользу русскому правительству и обществу; начиная с двадцатых годов все планы раскрепощения крестьян сходились в одном: крестьян надо освобождать с землей, чтобы обеспечить им минимальные средства к существованию

 

как по теоретическим, так и по практическим причинам вставала необходимость создания всеобъемлющей системы права, составления настоящего кодекса. Было ясно, что такой кодекс не обязательно должен охватывать государственное или конституционное право, - его можно было ограничить регламентацией частных и материальных отношений. Прусское, австрийское, тосканское законодательство и, с точки зрения методики, особенно важный Кодекс Наполеона могли послужить образцом. Их пример подчеркивал (если это нуждалось в подчеркивании), что можно провести кодификацию, не меняя ни общество, ни иерархические отношения внутри него и не подвергая сомнению политическую систему.

 

 Эта работа привела к ценнейшим конкретным результатам (Полное собрание законов 1832 года и Свод законов 1835 года); однако логическим увенчанием этих трудов не стало издание полного кодекса, всеобъемлющего и пригодного для практического пользования. Российская Империя так и не обзавелась подобным кодексом.

 

Хотя консерваторы и говорили по-французски в своих салонах, воспитаны они были в интеллектуальных традициях немецкого АиГкИгип^ и камералистики, и их влекло к образу жизни и политическим ценностям английской аристократии - вигов.

 

Сенат был символом реформ и местом объединения всех тех, кто надеялся на преобразование политического и административного устройства, не желая при этом радикальных перемен в обществе? И почему Сенат стал очагом консервативной фронды, которая, казалось, хотя бы негласно осуждает реформы Петра Великого и стремится вернуться к более традиционному, менее динамичному политическому стилю самодержавия

 

Даже в короткие мрачные периоды все нити административной деятельности сходились в Сенате, он обеспечивал исправное функционирование административных органов, несмотря на постоянную карусель смены государей и их временщиков во главе империи. Он также обладал одной из основных привилегий петровского государства - назначением и продвижением по государственной службе как военной, так и гражданской. Это значит, что он контролировал все служилое дворянство, все документы о котором находились в Герольдии, прямо зависевшей от Сената. Тот факт, что Сенат понемногу возвел себя в положение верховного суда и высшей кассационной инстанции (за исключением последней надежды - прошения на имя государя), давал ему большой моральный и политический престиж.

 

в силу своего состава Сенат благоприятствовал первостепенной роли кланов (или больших семей), которые традиционно управляли судьбами страны. Недавние исследования хорошо показали, что большинство членов Сената были связаны узами родства или свойства; в целом же, доминировал узкий круг нескольких больших семей.

 

Парадокс сенатской концепции консерваторов, этих традиционалистов, которые всегда ставили ударение на личностном характере власти в России, состоял в том, что они стали глашатаями институционализации верховной власти, которая в конце концов подорвала бы личную власть самодержца и заменила бы ее строго определенными, устойчивыми правилами и институционально гарантированными законами.

 

Оппозиционные течения, которые мы упомянули, проявлялись в основном до французского вторжения. Вторжение и война примирили большинство оппозиционеров, еще остававшихся в живых, с патриотической политикой и дипломатическими успехами Александра

 

после 1815 года, когда общество осознало, что ни вспышка патриотизма, ни победы над Наполеоном не привели к общей коренной либерализации системы, оппозиция захватила все общество

 

главным объектом всеобщей критики, недовольства и прямо ненависти стал его фаворит и главный министр А. Аракчеев

 

После Аракчеева ни у одного императора не было политических фаворитов

 

Когда Аракчеев был устранен при вступлении Николая I на престол, государь остался один на один с общественной критикой и впредь был вынужден волей-неволей отвечать за все действия правительства.

 

В общественные (хотя и с очень строгой политикой приема) заведения посылает детей даже богатое дворянство. Это движение было начато созданием в конце правления Екатерины II Благородного пансиона при Московском университете. По его окончании молодые люди из хороших семей поступали прямо в университет. Следовательно, программа пансиона должна была быть сравнительно строго разработанной, хотя при выходе они не получали никакого аттестата или диплома. Столь же важно, что пансион, а затем университет обосновывают достойное существование - в рамках ли государственной службы или вне их - умственной жизнью и серьезным образованием.

 

Знаменитый Царскосельский лицей, созданный, по первоначальному замыслу, для того, чтобы у младших братьев Александра были товарищи по учебе, стал в конце концов во второй половине его царствования питомником высших чиновников и государственных советников и активным центром интеллектуальной и литературной жизни столицы. Однако учениками лицея в большинстве были дети видных, обычно богатых семей, которым незачем было делать строго профессиональную карьеру. Царскосельский лицей больше всего обязан своей известностью и репутацией тому, что в нем учился Пушкин. Но он не был единственным в своем роде.

 

 

У других школ и лицеев были более скромные средства и цели, но еще более профессиональные программы - лицей Безбородко в Нежине (среди учеников которого был Гоголь), Демидовский лицей в Ярославле, дававший правоведческое образование; а позже и другие специализированные школы (Училище правоведения, Военно-медицинская академия),

 

Просвещенный любитель и малообразованный, умственно ограниченный мелкий дворянин, заставлявшие работать государственную машину после Петра Великого, уже не годились правительству Александра I.

 

Делая логические выводы из такого положения вещей, следуя советам Сперанского (который сам получил образование в духовной академии), правительство издало законы 1809 года, по которым для продвижения на высшие ступени лестницы требовался определенный уровень знаний, подтвержденный дипломом или экзаменами. Законы 1809 года подняли целую бурю протестов, вследствие которых они были частично изменены, частично смягчены. Но, в противоположность бытующему мнению, они не были отменены и применялись строго последовательно. Одним поколением позже минимальное образование, зафиксированное этими законами, стало требоваться для продвижения по службе выше должности писца. Продвижение по службе слишком старых, слишком ленивых и вялых чиновников старого поколения было остановлено, и они стали теми патетическими чинушами, которых с юмором и грустью описывал Гоголь и с несколько большей симпатией - Достоевский

 

К 1800 году юношеские кружки были не просто “клубами”, делавшими жизнь университета и Кадетского корпуса более приятной и полной развлечений. Но они в то же время не ставили перед собой задачи поделиться достижениями и благами европейской цивилизации с более широкими кругами русского общества, соприкасающимися с государством. На заре XIX века, когда образованное юношество создавало кружки, оно хотело, чтобы они оставались полностью закрытыми, и стремилось к расцвету духовной,

 

Так в начале XIX века государство перестало быть единственным носителем западных идей, концепций и методов и потеряло монополию, которой обладало со времен Петра Великого

 

до тридцатых годов, подчеркнем, кружки не ставили идеологических целей, они просто служили духовно-эстетическому обогащению своих членов и тем способствовали творческому кипению умственной жизни в России, вне рамок государственной службы и двора.

 

В XVIII веке светская жизнь протекала при дворе, в официальных резиденциях влиятельных сановников, реже на местах постоев полков, после 1775 года - во время губернских дворянских выборов.

 

Вернувшись с полей сражений 1812-1815 годов, молодые офицеры по примеру Тугендбунда пытаются основать в гарнизонных городах и столицах дружеские общества, цель которых - подготовить своих членов к принесению общественной пользы в духе, сходном с духом дружеских объединений Новикова в XVIII веке

 

Многие пошли в армию добровольцами и в этом заново открыли для себя общественную пользу и общественное призвание

 

Если верить дневнику А. Чичерина, впервые эти молодые люди осознали, что не каждый из них в одиночку стремится к активной духовной жизни и самопожертвованию на благо родины4. Война дала им возможность выйти из своей провинциальной, школярской изоляции и завязать контакт с себе подобными

 

Небезынтересно отметить (основываясь на воспоминаниях Ф. фон Шуберта), что представители двуязычной и ”двукультурной” элиты из экономических и бюрократических русско-немецких кругов Санкт-Петербурга тоже сделали подобное открытие

 

они открыли для себя русский народ - крестьян и городских "маленьких людей", которые тоже участвовали в общей борьбе против захватчика.

 

Дворянская молодежь начала сознавать, что народ может играть иную роль, если его поставить в условия, отличные от его повседневного удела в господских поместьях и сельских общинах

 

идя по стопам новой элиты, народ сумел бы сам заниматься своими делами и приносить пользу, стал бы достоин доверия. Но высшее общество должно было также облегчить ему эту задачу, способствовать его быстрейшему развитию, разделив с ним свои идеи о том, как улучшить всю русскую жизнь

 

Они думали руководить народом в роли старших братьев, а не в качестве требовательных и властных, хотя и доброжелательных, отцов, как это было в прошлом.

 

В период между вступлением Александра I на престол и окончанием войны с Наполеоном "реформаторское” правительство и "гражданское общество", взятое в ограниченном смысле слова, т. е. как общественное мнение просвещенного меньшинства, желая активно участвовать в национальной жизни, испытывали ощущение - или тешили себя иллюзией - участия в общем труде ради будущего страны. Это ощущение гармонии привело к успешному сотрудничеству и общей деятельности во время нашествия Наполеона. Но оно же, это чувство глубокой гармонии между целью и средствами, побудило гражданское общество требовать для себя активной роли, в том числе роли общественной

 

 Например, состоящие на действительной службе офицеры предприняли повышение культурного уровня своих солдат, организуя ланкастерские школы, что позволило довольно большому числу солдат получить начатки образования.

 

Поэт и будущий декабрист Рылеев занимал важное положение в Русско- Американской компании, рассчитывая таким образом повлиять на торговую и колониальную политику империи

 

братья Тургеневы в министерстве внутренних дел, М. С. Лунин при великом князе Михаиле

 

Так осуществилась бы вторая цель революции Петра: формирование энергичного и предприимчивого народа, свободно выступающего с начинаниями по оптимальному развитию ресурсов страны ради обеспечения всеобщего благополучия.

 

правительство Александра I положило конец этому движению. Император возобновил ту политическую линию, которую сам осуждал в царствование своего отца

 

А тайное общество требует политической программы - теоретической и практической. Действительно, куда годится общество заговорщиков без представления о том, что вредит благу страны и что ради этого блага необходимо. Однако наличие теоретической и практической программы, в свою очередь, логически требует выработки более или менее полного мировоззрения, способного объяснить существующее положение и указать путь подготовки будущего. Неудивительно, что организаторы и руководители созданных около 1820 года тайных обществ посвятили много энергии и сил разработке такой системы, некоей ”протоидеологии”.

 

Но для России того времени столь же характерен факт, что они так и не сумели сформулировать цельной и всеобъемлющей идеологии. За одним исключением: Павел Пестель, основатель Южного общества, создал упорядоченную программу якобинского типа, иначе говоря, радикальную идеологию. Своей последовательностью и радикальностью идеи Пестеля оставили неизгладимый след в истории русской общественно-политической мысли

 

Это было, действительно, первым проявлением потенциального радикально-революционного движения; его провал и участь его вождей привели к своего рода промежутку в интеллектуально-политической эволюции образованных кругов

 

Большинство декабристов были слишком молоды для действительной службы в 1812-1815 годах и происходили не из высших кругов, поэтому у них не было прямых контактов и опыта личного общения с Западом

 

Гражданское общество, насколько оно существовало в России, не порвало своих связей с государством (да и могло ли оно это сделать?). Их сотрудничество, напротив, продолжалось и в каком-то смысле даже стало успешнее

 

общество восприняло последовавшие за декабрьским восстанием 1825 года репрессии как резкий возврат к деспотизму. Отчуждение было посеяно - урожай взойдет позже, когда усилия государства не принесут результатов, на которые оно рассчитывало

 

Подавив восстание 14 декабря, правительство молодого императора энергично взяло в руки управление страной. Государство полностью подчинило себе управление всеми сторонами жизни империи и поставило их под строгий контроль. Это подразумевало двойную политику: с одной стороны, негативную, пресекающую всяческие поползновения к оппозиции и независимой критике; с другой - конструктивную, прокладывавшую путь экономических и социальных преобразований, которые должны были проводиться под руководством администрации. Репрессивная сторона царствования хорошо известна

 

Его первой задачей было положить конец попыткам просвещенного меньшинства активно и открыто участвовать в административной и общественной жизни страны

 

Власти также по мере своих возможностей препятствовали путешествиям русских за границу, полиция строго следила за всеми путешественниками. Студенты, напротив, регулярно отправлялись за границу (особенно в Германию) для пополнения образования; таким образом немало будущих видных представителей интеллигенции смогли путешествовать по Европе и посещать публичные лекции в университетах - достаточно вспомнить биографии Станкевича, Грановского, Бакунина, Боткина и т. д. И хотя Герцен не сразу получил разрешение отправиться за границу, в конце концов оно ему было дано (более того, с переводом капиталов).

 

Университеты были поставлены под жесткий дисциплинарный контроль, и их автономия была строго ограничена уставом 1835 года. Преподавание философии, сначала ограниченное, было впоследствии полностью отменено,

 

Николай заложил основы важных преобразований в глубинах общества. В этом направлении, как и в прочих, он завершал начинания Петра Великого, притом в его духе. По примеру своего предка, он выдвинул на первое место создание профессиональных кадров во многих специальных областях - в первую очередь, в медицине и хирургии. Кстати, к медико-хирургическому образованию легко допускались представители низших классов (как всегда, за исключением крепостных крестьян, разве что со специального разрешения или после получения вольной). Так, большинство военных врачей вышло из народа или из крещеных нерусских (например, из евреев). Кроме того, были основаны высшие учебные заведения, дававшие юридическое и технологическое образование, в то время как при университетах расширялись или создавались новые технические кафедры и даже факультеты. Следует отметить также создание большого числа средних школ (реальных училищ), направленных на воспитание среднетехнических кадров. При Николае же по немецкому образцу была создана по всей империи сеть общеобразовательных школ - гимназий, что потребовало большого числа новых преподавателей по всем учебным дисциплинам

 

Развиваются не только общественные науки и физика - от них не отстает источниковедение. В сороковые-пятидесятые годы оно расцветает в таких областях, как история, археология, литература, изучение древностей, - начала и методология источниковедения пришли из Европы, но его применение и успехи в России необычайно плодотворны. Это принесло исследователям славу и популярность, что, в свою очередь, помогло им получить моральную и материальную поддержку общественного мнения. Одновременно расширялся круг людей, интересующихся научной жизнью

 

Учитывая жесткость социальной структуры империи, особенно нерушимость крепостного права, задаешься вопросом, откуда бралось это постоянно нараставшее число молодых людей, предназначавших себя к профессиональной карьере в области науки, техники или исторических исследований. Кроме дворянства, для которого государственная служба, как мы это увидим, все еще составляла некоторую привлекательность, существовали городские классы. Но они были либо малочисленны, застыли в летаргической недвижности, либо полностью захвачены перспективами, открывающимися в текстильной промышленности (производство хлопчатобумажных и шелковых тканей), в строительстве, на железных дорогах и в вывозе зерна за границу.

 

Оставался еще один класс или, скорее, "сословие” в смысле слова 81апс1, - духовенство. Студенты, заполнявшие университетские аудитории, научные лаборатории и библиотеки, набирались, в основном, из детей духовенства,

 

Как об этом свидетельствуют имена видных представителей науки и техники России того времени, этот профессиональный круг был прежде всего духовного происхождения. Причина этого очень проста: как мы уже упоминали, после реформ Александра I учебные программы семинарий были особенно хорошо приспособлены к подготовке будущих академиков и университетских профессоров. Несмотря на их недостатки: тяжелые материальные условия, строгая дисциплина, тираническая, сухая педагогика, - которых не выдерживали наименее талантливые и энергичные, эти школы хорошо готовили к научной карьере тех, кто обладал способностями и стремлениями, необходимыми для выживания в этой среде. Таким образом увеличивался запас образованных людей, которым могла располагать страна. Империя была готова встать на путь быстрой и полной модернизации общества и внедрения крупной промышленности.

 

Одновременно с доступом детей духовенства к наукам, сама религиозная жизнь подверглась значительным переменам.

 

Русское образованное общество жаждало религии, духовности и более успешного нравственного руководства, чем то, которое предоставляли ей официальная Церковь и духовенство. В конце XVIII века эта жажда привела многих образованных русских к заинтересованности пиетистскими и мистическими течениями, отчасти протестантского, отчасти отечественного происхождения. В начале XIX века протестантский пиетизм и мистицизм (Арндт, Бёме и т. д.) и иллюминизм (Сен-Мартен) господствовали в духовной жизни влиятельных кругов образованного общества. Другой формой этой жажды религии стало, как мы это видели, спиритуалистское и филантропическое масонство. Что касается простонародья, то его духовно-нравственная жажда утолялась возрождением православных мистических традиций (исихасты, Филокалия), которые оставались особенно живучими в некоторых раскольничьих и деревенских круга

 

остро и настойчиво вставали вопросы, близко касавшиеся как религиозного, так и исторического сознания, а также возникающего религиозного и национального самосознания русской элиты. Эти чувства, эти поиски самоопределения и осознание исторической традиции нашли поддержку в трудах по истории, словесности и богословию.

 

Усилия мирян и духовенства совпали в правление Николая I и привели к богословскому возрождению как в салонах Москвы и Санкт-Петербурга, так и в церковных кругах. Среди мирян мы должны отметить мыслителей и богословов - славянофилов Хомякова, Киреевского, Самарина, а также Гоголя

 

ощущалось влияние богословских журналов и книг, кафедр и курсов лекций, в то время как завязывались и укреплялись отношения между богословами и образованным миром светского общества. Так начиналось первое религиозно-богословское возрождение в России.

 

в царствование Николая I завершилась эволюция русского правящего класса, то есть служилого и земельного дворянства, продолжавшаяся весь XVIII и первую четверть XIX века; одновременно осуществлялось то, к чему стремился Петр Великий: государственная служба становилась профессией

 

при Николае I "средне-высшие” ступени администрации были полностью заняты людьми, которые по своему выбору посвятили все свое существование службе, зависели от своего жалованья, не имея никаких других источников дохода, и готовились к своей карьере с самого юного возраста, получая более или менее профессиональное образование. Кроме того, наблюдается большая специализация функций: губернские чиновники остаются в губернии пожизненно - продвижение или перемещение в столичные канцелярии производится крайне редко; отныне губернские чиновники составляют особую подгруппу, перед представителями которой стоит одна-единственная перспектива - карьера в местной администрации. В то же время те, кто начинает службу в столице, даже со сравнительно низких должностей, и далее служат в столице. Так растет разрыв между столичным и губернским чиновничеством, разгорается служебное соперничество, которое станет впоследствии дополнительной преградой на пути исполнения воли центральных властей.

 

число чиновников, способных выполнять сложные задачи, для которых требуются эрудиция и компетентность, невелико

 

две группы общества вызывали их особое недоверие: прежде всего, аристократия - из ее рядов, по их мнению, вышли вожди восстания декабристов, а экономическая и культурная независимость аристократии была для них подозрительна. Во-вторых, образованные люди из простого народа, которые напоминали им адвокатов-цареубийц 1793 года, радикальных антимонархических вожаков всех европейских революций XIX века. Николай I предпочитал доверять той части дворянства, доходы которой были недостаточны, чтобы можно было обойтись без государственного жалованья, классу профессиональных, состоящих на жалованье чиновников - потомственных или личных дворян. Такая концепция служилого дворянства полностью совпадает с концепцией Петра, с той лишь разницей, что теперь ее стало возможно осуществить без принуждения

 

Самые бедные дворяне и те, кому не хватало энергии и амбиции, удалились в свои отдаленные деревенские владения, где влачили жалкое существование, поставив себя ”вне игры**. Зато их дети, получая какое-то образование в общественных учебных заведениях, поставляли ценные кадры: в их лояльности, основанной на материальной зависимости и классовой традиции службы, нельзя было усомниться. Что касается дворян со скромным состоянием, в том числе младших сыновей многодетных семей, которые не могли их как следует обеспечить, то они были тем резервуаром, из которого можно было пополнять „средне-высшие” кадры. Большинство из них избирало военную карьеру - пока что мы их оставим в стороне. Что до тех, кто не хотел или не мог пойти в офицеры, то они являлись идеальными „новобранцами** для административной службы. Тут-то и вмешивается государство, так как только оно в состоянии предоставить бесплатное специальное обучение в одном из многочисленных учебных заведений, основанных в правление Николая I. Надо добавить, что эти льготы предоставлялись не только дворянам, хотя им и отдавалось предпочтение, особенно в продвижении по службе

 

Фактор выработки характера новой службы был еще важней, чем требование профессиональной подготовки. Идеалом дворян без состояния или с небольшим состоянием (вспоминаются прежде всего братья Милютины) было служение не только государю и государству, но и народу, всей нации. Сознание нравственно-профессионального долга по отношению к нации (и государю) было господствующей чертой лучших чиновников, воспитанных при Николае I

 

молодых чиновников министерства юстиции отправляли в Берлинский университет, где они получали подготовку к будущей работе

 

Кроме уровня знаний и широкого умственного кругозора, поразительной чертой высших чиновников социальной и экономической администрации было сознание того, что необходимо хорошо знать реальное состояние дел для того, чтобы своим трудом принести действительную пользу развитию и благоденствию страны. В. Брюс Линкольн подчеркивает, что такой подход порожден как университетским и иным специальным образованием, так и активным участием в научных обществах4. Так, в рамках Императорского географического общества были проведены перепись ресурсов страны и глубокое изучение основных черт крестьянского общества - эти труды подготовили успешное решение вопроса об отмене крепостного права

 

интеллигенты и чиновники принадлежали к одному и тому же кругу. В этом кругу, очень ограниченном, все знали друг друга лично

 

В этом кружке Николай Милютин впервые проверил реакцию на предлагаемые им меры по подготовке освобождения крестьян.

 

Взгляды на настоящее России, высказывавшиеся в салонах и кружках, и обсуждавшиеся здесь проекты относительно ее будущего расходились по стране, как круги по воде.

 

Начиная с 1762 года, когда служба перестала быть обязательной, началось отдаление дворянства от государства, хотя служба все еще оставалась его основным занятием и главным центром притяжения. Это отдаление проявлялось чаще всего не в полном отказе от службы, а в преждевременной отставке

 

К концу XVIII века появился тип мелкого помещика, живущего в своем поместье и изредка навещающего губернский город ради выборов предводителя дворянства. Интересы такого помещика ограничивались сменой времен года, охотой и рыбной ловлей, выдачей замуж дочерей, отправлением сыновей в школу или на службу, наблюдением за дисциплиной крепостных. Наполеоновские войны, особенно вторжение 1812 года, побудили этих помещиков возобновить службу и против воли заставили их влиться в общий поток культурно-политической жизни столиц. Однако они возвращались к довоенному образу жизни - многие дворяне вернулись в свои края, к оставленным привычным занятиям

 

Это чувство солидарности, принадлежности к общему классу дворян было разрушено в правление Николая I.

 

важным фактором, по нашему мнению, было образование категории бедных профессиональных чиновников, для которых первостепенную роль играла служба и нравственный долг по отношению к народу, что отделило их от класса, из рядов которого они вышли. Общественные интересы и благоденствие страны и империи они считали главными. Этим они воплощали идеал Петра Великого и просвещенных абсолютных монархов, так как не представляли частных интересов одного класса или "сословия” и не служили им. В действительности, они были готовы пожертвовать или пренебречь интересами своего класса (а его связи с крепостничеством они стыдились) ради общего блага, как они себе его представляли. Это привело к расколу дворянства как класса, к нарастанию у дворян, живущих в своих поместьях, чувства отрезанности и изоляции от правительства, замкнутости в кругу своей семьи и своей губернии. Кроме того, среди помещиков средней руки укоренилось острое ощущение конфликта между несовместимыми интересами - более того, уверенность в том, что часть дворянства предала их ради государства. Конфликт между бюрократией и дворянством, подспудный и жестокий, как тот, что на короткий отрезок времени разгорелся в начале века (особенно по поводу реформ Сперанского), наложил свою печать на отношения между административным аппаратом и провинциальными дворянами, владеющими землею (и крепостными). Это означает, что реформы будут проводиться вопреки сопротивлению провинциального дворянства, что приведет к последствиям, к которым мы еще вернемся.

 

Все учебники подчеркивают первостепенную роль окончательно сформировавшейся в правление Николая I интеллигенции в идейном развитии России.

 

это меньшинство отказывалось от участия в деятельности е81аЫ1&ЬтепГа, не принимало ни частной производительной деятельности в провинции, ни государственной службы. Оно отказывалось принять правила игры правительства

 

Поиски самоопределения возможны лишь в защищающей от всякого внешнего вмешательства изоляции и при полном незнании подлинной деятельной жизни.

 

Эти рассуждения имели целью определить, я бы даже сказал, почти сотворить некую действительность, способную стать настоящим продолжением того чувства самосознания, которое создали тесные идейные и дружеские связи между молодыми членами кружка.

 

Они составили себе образ России, не существовавшей реально ни в настоящем, ни в прошлом, - мифической, а у славянофилов прямо выдуманной Московии. Процесс исторического развития тоже представлял для интеллигенции интерес лишь постольку, поскольку способствовал формированию ее самосознания. Это было формой идеологизации: молодые члены кружков создали для себя разные идеологии, которые, в свою очередь, творили для них действительность, - с единственной целью жить и действовать в гармонии с понятием о собственной личности.

 

имперское правительство способствовало усилению чувства изоляции дворянской молодежи и обособлению в узких, теснящих рамках кружков. В среде этой молодежи определенно были и такие, кто при первом удобном случае устремлялся мыслью к политическим вопросам. Неопровержимым доказательством этого служит случай Герцена: закрытие его кружка, его арест и административная высылка в провинцию (где он служил в местном бюрократическом аппарате) привели его к мятежу, который носил равно политический и религиозно-метафизический характер. Та же участь постигла Бакунина и Огарева. Герцен является очень важной фигурой, так как ши^аНз ши^апбк он провел работу, подобную более поздней работе Ленина (с совершенно иными политическими, экономическими и философскими концепциями). Он политизировал эстетические и философские построения кружковой интеллигенции. Он превратил ее интеллектуальные заботы и моральное неприятие существующей действительности в активную политическую идеологию, направленную против режима. В условиях николаевской России практические результаты были невелики, и, только уехав из России, Герцен приобрел значительное влияние

 

Что касается славянофилов, то они прошли тот же путь с одной лишь разницей: их толкование современной им России как извращения подлинной (былой и грядущей) позволило им вернуться в общество после смерти Николая I и участвовать в движении реформ при его преемнике.

 

С одной стороны, это было проявлением аристократического презрения со стороны сыновей богатых дворянских родов, для которых материальные ценности никогда не были главными, к мелочности экономической жизни. С другой стороны, по сходным причинам они отказали в своей симпатии и сотрудничестве новой административной верхушке, поскольку для профессиональных чиновников основной задачей было материальное развитие страны.

 

Отрекшись от своего социального происхождения, не желая иметь ничего общего ни с сектором экономического предпринимательства, ни с правительством, интеллигенция определила себя через отношение к народу. Молодые представители образованного меньшинства, отчужденного от своей естественной реальности, жаждали слияния с народом, с русским крестьянством прошлого и настоящего (а также будущего, как, например, в случае Бакунина). Однако это слияние могло осуществиться только при условии, что выявится та особая роль, которую им предстоит сыграть в участи крестьянства, брошенного на произвол судьбы цивилизацией современной России. Интеллигенция нашла свое действительное призвание и конструктивную задачу в современном ей мире в качестве носителя идеологии преобразований, которая должна была направлять будущее народа. Применять же на практике принесенную интеллигенцией идеологию и преобразовывать ее в конкретную действительность будет сам народ. Ясно, что такая концепция своей роли носителя новой истины и нового откровения была для интеллигенции несовместима с участием в "органической работе

 

Даже без цензурных нелепостей и преследований со стороны правительства интеллигенция была органически неспособна участвовать в производственной деятельности общества под руководством и с поощрения административных верхов империи. Следовательно, она автоматически поставила себя в стороне от реформ. Умея принять только те перемены, которые были присущи ее идеологии, интеллигенция стала оппозиционной. К этому привела сама ее природа, а не обдуманный выбор или реакция на нападки имперского режима.

 

Однако такая программа реформ сильно запаздывала - она напоминала анахроническую программу реформ Гарденберга и Штейна. Чтобы достичь успеха, эта программа должна была осуществляться незамедлительно. Сделать Россию европейской страной второй половины XIX века и осуществить стремления Петра Великого в изменившемся с его времен мире было поистине титаническим трудом. Унаследованную Александром II от Николая I политику реформ иногда называют бисмарковской до Бисмарка, но, надо сказать, она была радикальней. С помощью обновленной и профессионализировавшейся бюрократии государство могло заложить основы современного общества и оставить порожденному им гражданскому обществу достаточное поле деятельности, чтобы оно прочно и глубоко укоренилось.

 

Главная реформа - отмена крепостного права, хоть и поддерживалась подавляющим большинством, вызвала как немалое сопротивление, так и критику форм, в которых осуществлялась. Это сопротивление надо было сломить, что было возможно только путем обращения к самодержавной власти самого императора. Следовательно, требовалось сохранить и даже усилить лично воплощенную самодержавную власть,- так сказать, возродить эту старую русскую политическую традицию. Уничтожая сопротивление своей программе реформ, самодержавие заимствует инструменты и методы у просвещенного, но все же бюрократического государства.

 

речь шла уже не только о начале преобразований традиционного общества, но и об установлении современного гражданского общества и экономической системы, основанной на индустриализации и международном обмене в широких масштабах

 

Проводивший реформы е$1аЫ1$Ътеп<: сталкивался с двойным сопротивлением. С одной стороны, находящаяся в меньшинстве интеллигенция относилась враждебно и к программе, и к методам государства, так как сама заявляла права на руководство народом. С ее точки зрения, сразу же за реформами должны были последовать радикальные преобразования всего общества, правительственного аппарата и системы производства. Интеллигенция не только стремилась получить активную роль, но и строила идеологию радикального преобразования общества, и отправной точкой этой идеологии было неприятие действительности, которой интеллигенция, к тому же» не знала. Эта идеология (или» скорее» эти идеологии)» которую она формулировала и вырабатывала, проистекала из почти религиозной веры в материальный прогресс и преклонения перед народом» стремления раствориться в народных массах.

 

С другой стороны» бюрократическое государство оказывалось в конфликте с теми элементами образованного общества» которые чувствовали свое призвание к созданию основ и форм настоящего гражданского общества

 

 ни интеллигенция» ни бюрократия не хотели, чтобы общество страны эволюционировало независимо от них. Ни та, ни другая не желали, чтобы оно развивалось органически, вследствие роста производства и материального благополучия. Парадоксально, но два заклятых врага: радикальная интеллигенция и царская бюрократия - объединялись в своей враждебности к настоящему гражданскому обществу, к русскому обществу, обладающему развитой структурой и уважающему принципы плюрализма, административную автономию, гражданское право и либерализм в области политических убеждений и культурных норм

 

После 1861 года интеллигенция и государство проявляли постоянную заботу о народе в страхе перед его анархическим и разрушительным потенциалом. Их общий страх (родившийся из их невежества) мешал им составить объективную картину народа, основанную на знании конкретной действительности. В результате, обе они были раздавлены народной стихией начала XX века

 

Последние полвека существования Российской Империи были отмечены быстрыми и глубокими преобразованиями. События как бы стремительно развиваются, приводя к окончательному крушению

 

этот водоворот, породивший бурю, произошел в океане, глубины которого нам еще плохо известны. Есть ощущение, что социальные слои, а также нормы русской культуры испытывают изменения и сдвиги геологического характера

 

Относительная временная близость событий и большое количество сохранившихся документов позволяют установить подробную хронологию. Ими же объясняется разнообразие толкований

 

Не стоит задерживаться на консервативно-монархической историографии. Для нее все просто: Россия пользовалась растущими благами быстрого прогресса почти во всех областях благодаря тому, что народ и правительство сохранили нетронутыми принципы и традиции

 

По их мнению, естественная эволюция, благоприятная для тех тенденций, которые отмечены и либералами, была заблокирована. Отчасти это произошло в силу имманентной динамики капиталистического и империалистического мира, отчасти - в силу неспособности правящих классов понять эту динамику и, наконец, ввиду существования самодержавия, остававшегося анахроническим, несмотря на отдельные псевдоконституционные уступки

 

Вопрос заключается не только в том, способна ли была начатая в 1861 году эволюция избежать того, что произошло в 1917-м

 

советская историография представляет не больше интереса, чем консервативно-монархическая: революция здесь предопределена существовавшим соотношением сил и непреложными законами - и сама победа большевизма становится оправданием такого анализа.

 

вмешательство правительственного аппарата и реакция некоторых слоев общества (в частности, дворянства и торгово-промышленной буржуазии) были сложными и многообразными, а следовательно, возможных вариантов дальнейшего развития было больше

 

Речь идет не о том, чтобы оставить в стороне события 1917 года: без них ни суждения о предшествующем периоде, ни его анализ были бы невозможны. Но эти события не должны преподноситься как телеологически предопределенная развязка

 

20 миллионов крепостных, принадлежавших частным владельцам, получили личную свободу.

 

полномочия земств и их инициатива были весьма ограничены, так как только центральные власти решали вопросы бюджета и через своих местных представителей (губернаторов и т. д.) определяли величину налогового обложения. Кроме того, управлявшие земствами дворяне стремились использовать земства как сеть политической коммуникации, предназначенную - по крайней мере, таковы были их надежды - стать прологом и инфраструктурой национального конституционного движения. Это вызвало конфликт, имевший тяжелые последствия.

 

Перестраивая местную администрацию, правительство одновременно учреждало новую судебную систему, более прогрессивную и либеральную, чем судоустройство в странах Западной Европы

 

. Для завершения судебной реформы недоставало только полной системы законов. В начале XX века было предпринято ее составление, но оно так и не было закончено до 1917 года. У судебной реформы был еще один важный недостаток: крестьяне не обладали тем же статусом, что все прочие подданные императора. Их тяжбы разбирались особыми судами и только в отдельных случаях попадали в обычный суд. Ввиду отсутствия соответствующего эпохе гражданского кодекса и из-за того, что сельские суды основывались на обычном праве, крестьяне не пользовались той неприкосновенностью собственности, какая была дана другим подданным империи. Эта юридическая дискриминация не только умаляла значение реформы, но и увеличивала недовольство и враждебность как крестьян, так и имевших с ними дело интеллигентов - либерально и народнически настроенных земских служащих. Таким образом, прочное правосознание развилось быстро и успешно только среди представителей средних образованных классов, оставив вне своего влияния подавляющее большинство населения.

 

накануне Первой мировой войны Россия располагала национальной армией, хорошо обеспеченной офицерским составом, но посредственный уровень верховного командования привел ее к катастрофе

 

Всеобщая воинская повинность стала мощным инструментом включения крестьянства (русского простонародья и инородцев) в гражданское общество империи и хорошим приводным ремнем культуры в деле модернизации народа. Необразованный солдат учился читать и писать (правда, неизвестно, насколько успешно). Крестьянин-новобранец нередко впервые встречался с современным снаряжением и техникой, не говоря уже о том, что он получал возможность общения с людьми, происходившими из самых разных местностей и слоев населения. Так как служба длилась всего несколько лет, солдат мог по возвращении принести в родной круг свой военный опыт. Социальные и культурные последствия этого феномена заслуживают широкого и глубокого изучения.

 

Но рассмотрение результатов, проявившихся в течение нескольких следующих десятилетий, приводит к более сдержанному суждению: за первоначальными успехами последовали тяжелые затруднения. Основываясь на этих позднейших последствиях, многие из которых нельзя было предусмотреть, как советская, так и радикальная историография вынесли отрицательное и, по нашему мнению, несправедливое суждение о совокупности реформ, начало которым, напомним, было положено при Николае I.

 

Самая тяжелая задача была поставлена самими условиями раскрепощения. Неверно говорить, как это делают советские и радикальные историки, что площадь земельных наделов, предоставленных в 1861 году освобожденным крестьянам, была совершенно недостаточна

 

Однако лет десять спустя ее стало недоставать в силу двух факторов, и по крайней мере один из них предусмотреть было невозможно - демографический взрыв. Предоставленные первоначально наделы больше не удовлетворяли нужд непомерно выросшего крестьянского населения (рост же его отчасти был вызван традиционной концепцией и организацией крестьянской экономики

 

Земля возделывалась плохо, что приводило к постоянному недовольству крестьян, которым ее не хватало. Крестьянское недовольство в конце концов привело к мятежам и бунтам первых лет XX века. И для крестьян, и для большинства вождей общественного мнения усугубляющийся аграрный кризис можно было разрешить лишь одним способом: справедливым разделом земли, так чтобы крестьяне получили большую часть сельскохозяйственных угодий.

 

Однако встает вопрос: была ли эта жажда земли основной причиной аграрного кризиса и главным недостатком реформы 1861 года? Не претендуя на звание эксперта (и оставляя специалистам заботу об объективном анализе экономической ситуации), выскажу свое мнение: мне кажется, что истинная причина лежала в ограничениях на свободу передвижения крестьян.

 

Контролируя паспорта, выдаваемые крестьянам, временно работающим вне ее, община обеспечивала их участие в уплате налогов и, мешая слишком большой мобильности крестьян, поставляла довольно дешевую рабочую силу промышленникам, а также крупным землевладельцам, нуждавшимся в ней для сбора урожая. Короче говоря, отсутствие мобильности привело к перенаселенности сельскохозяйственных областей центра России (где земли были менее плодородными); в первую очередь, по этой причине возник аграрный кризис и не создался постоянный городской пролетариат (а также не были заселены отдаленные области, прежде всего Сибирь). Когда в начале XX века правительство наконец принялось проводить политику большей мобильности, условия уже не были такими благоприятными, а идейно-политическая атмосфера выдвинула на первый план требование передела земли. Ни открытие Сибири для крестьянских переселенцев, ни ослабление контроля общины не были в состоянии быстро привести к желаемым результатам.

 

Что касается реформы местной администрации (земства), ее недостатки вписывались в логический порядок вещей: ведущие земские деятели, призванные сотрудничать с персоналом просвещения и здравоохранения, статистиками и техниками, рассматривали себя как ядро выборного, представительного органа нации. Поэтому они рассчитывали на то, что будут координировать и проводить земскую деятельность в масштабе всей страны. В этом они натолкнулись на сопротивление правительства, которое отказывалось принять эту логику. Земствам было отказано даже в совещательном представительстве при центральных властях.

 

Правительство изо всех сил препятствовало эволюции, которая могла привести к конституционной монархии и положить конец личной самодержавной власти государя. Но это равнялось также отказу признать гражданское общество и созданию помех в его внутреннем формировании

Неудивительно, что широкая программа реформ правительства Александра II не смогла долго продолжаться в том же ритме. Ее политический успех зависел от решимости и упорства государя - они ослабли, когда он столкнулся с возникшими практическими трудностями

В результате различных международных и внутренних отголосков польское восстание остановило прогрессивные устремления реформаторов

После 1866 года вялость бюрократии и отсутствие твердости со стороны императора замедлили ход преобразований

, ни запертые в общинах и подчиненные особому статусу крестьяне, ни верхи земского дворянства, которым было отказано в праве объединиться и совместно действовать в масштабах всей страны, не могли образовать независимое, иницативное гражданское общество.

Ален Безансон хорошо показал, как брожение среди студентов, разочарованных в своих надеждах на быстрое и радикальное преобразование русского общества, привело их к принятию нигилистической, материалистической и социалистической идеологии и к созданию нелегальных революционных организаций2

появление революционного движения, отдельные группы которого занимались политическим террором, могло только укрепить консервативную, реакционную направленность правительства

революционеры и радикальные интеллигенты явно пользовались покровительством и помощью университетских, академических, профессиональных и даже экономических кругов. Ставшая радикальной интеллигенция (лишенная, напомним, средств самовыражения) служила и предлогом и ширмой; установился ”диалог глухих” между правительством и общественным мнением

Внешние события - такие, как Балканская война и завоевание Средней Азии, - способствовали воспламенению общественного мнения и снабдили его лозунгами и организационными средствами4. Насколько польское восстание оживило пламя шовинистического патриотизма, настолько же Балканская война и захват Средней Азии стимулировали империалистическую лихорадку и агрессивный панславизм. Националистическая и империалистическая агитация нашла себе выражение в прессе, развернулась в благотворительных обществах (Красный Крест и Славянское общество) и добровольных организациях. Так как это чаще всего шло вразрез с правительственной политикой (осторожной дипломатией, умеренной колониальной экспансией), мы наблюдаем любопытную картину: убежденные консерваторы выступают против правительства при самодержце, настоящими идеологическими защитниками которого они себя считают. Каков бы ни был ее практический успех, ”правая” консервативная агитация в большой мере способствует подрыву морального авторитета самодержавной власти. С другой стороны» она усилила интерес и любопытство к религиозным» метафизическим и националистическим (или традиционным) аспектам русской культуры» при этом не поддерживая режим» но противостоя материализму и позитивизму радикальной интеллигенции.

 

правительство Александра III, стремясь опереться на население империи, вступило на путь воинствующего великорусского шовинизма, носившего православную окраску.

 

В остзейских губерниях, в Польше, на Кавказе, даже в Финляндии началась политика беспощадной русификации

 

экономическая политика, которую проводили правительства двух последних царей, благоприятствовала развитию промышленности, правда, ценой нарастания и обострения аграрного кризиса

 

Аграрный кризис вызвал жестокие крестьянские бунты, волнения в городах, конфликты между государством и нерусскими народностями и привел к всеобщему протесту общественности против правительства.

 

в профессиональных объединениях общественность располагала удобными официальными рамками и формами для открытого проявления своего недовольства; ежегодные съезды этих объединений давали общественности трибуну для распространения ее идей и мнений

 

нет смысла разбирать часто обсуждаемый вопрос, был ли установленный в 1906 году режим по-настоящему конституционным или нет. Формально самодержавие не было отменено, и император фактически сохранил высшую власть. Однако создание выборной Государственной Думы (хотя и осуществленное при ограниченном избирательном праве) позволило гражданскому обществу открыто организоваться (впервые были разрешены политические партии) и систематически участвовать в общественной жизни страны.

 

Между 1907 и 1914 годами (собственно говоря, почти вплоть до революции 1917 года) период затишья позволил России встать на ноги, возобновить индустриализацию и модернизацию страны и провести меры по преобразованию ее сельскохозяйственной структуры5. Умственная и культурная жизнь получила второе дыхание и познала период ослепительного творческого расцвета почти во всех областях. Впервые западный мир следовал за Россией, перенимая ее стиль, ее вкусы и ее духовные ценности.

 

Пролетариат и крестьянство по-прежнему страдали от своего неустойчивого материального положения - оно, правда, медленно улучшалось, но за счет отказа от многовековых народных традиций и обычаев, поскольку большая часть пролетариата происходила из крестьян и не утратила связи с деревенской жизнью.

 

В поисках социальной опоры Столыпин и его преемники обратились к русским имущим классам в расчете на их националистическое и патриотическое чувство - это породило конфликты и раскол в верхах нерусских народностей. Выставляя напоказ великорусский национализм внутри страны и империалистический шовинизм за рубежом, режим прилагал все силы, чтобы втянуть Россию в международные и дипломатические конфликты в надежде на то, что при этом затемнятся, забудутся или отодвинутся на задний план внутренние проблемы. Именно так Россия была вовлечена в Мировую войну, поражения в которой и их катастрофические последствия способствовали если не неизбежности, то, по меньшей мере, огромной вероятности революции. Когда правящие элементы гражданского общества и оставшиеся верными петровскому государству верхи увидели в придворной клике, в личности Николая II и его окружении, а также в бездарности бюрократии преграду к внутреннему обновлению и мобилизации ресурсов страны для ведения войны до победного конца, настал последний час режима. Прекращение снабжения городов и выродившаяся в бунт демонстрация против нехватки хлеба в столице стали толчком, спровоцировавшим падение режима. Покинутое всеми элементами общества, императорское правительство внезапно прекратило свое существование.

 

Ситуация парадоксальная: в XIX веке чисто личная власть царя ослабляется. Все больше растет разрыв между императором и обществом, страной

 

"политический миф” никаким зримым, символическим или ритуальным подтверждением. Все прочее население: образованные классы, городской пролетариат, инородцы - теряет всякую веру в отеческую роль и благие намерения государя

 

в XIX веке государь сам брал на себя инициативу модификации своего традиционного образа. Императоры и императрицы XVIII века, одеваясь по-европейски и называя себя "государями императорами*9, согласно римской традиции своих западных собратьев, оставались относительно доступными, не порвали связи с народом, по крайней мере, с населением столиц. Встреча невесты Гринева с императрицей в публичном саду отнюдь не является плодом воображения сентиментального литератора - она была совершенно возможна. К величайшему удивлению иностранных дипломатов, Александр I в одиночестве прогуливался пешком по улицам столицы.

 

Все дворяне, даже самые обездоленные и безвестные, имели доступ ко двору.

 

С тех времен пошла “парадомания” русских государей, свидетельствующая о многозначительной перемене. Военные парады (смена караула Зимнего Дворца и прочие церемонии такого типа) сменили собою публичные праздники и торжества, даруемые государем всему населению. Пришел конец публичным балам, праздничным салютам, триумфальным выездам и т. д., которые всегда были для монарха случаем показаться публике и соприкоснуться с праздничной толпой. Военный парад разделяет монарха и зрителей; вытянутые колоннами полки вырастают живой стеной между императором и его народом - и берегись нарушивший границу и вышедший на предназначенное полкам место. Николай не отменил этого обычая; более того, он утвердил это разделение, замыкаясь в своей частной семейной жизни. Сама придворная жизнь становится не такой открытой и публичной, доступ на приемы и церемонии не так легок, как некогда.

 

торжества устраиваются впредь таким образом, чтобы помешать общению народа с его государем; увидеть монарха можно только издали, от него отделяют марширующие полки (то же самое отчасти происходит и в случае "публичных” церемоний при дворе). Приходит мысль, что привилегированное место, которым государь наделяет свою семью и свою частную жизнь, удаляет его от народа. Исчезает традиционный образ батюшки-царя, стирается еще более старый московский образ представителя Христа, сошедшего на землю и несущего благодеяния. Секуляризация XVIII века, "приватизация" Х1Х-го уничтожили традиционную народную концепцию русского государя

 

Любимцы последних императоров - уже не общественные фигуры, как это было в XVIII веке, но просто друзья или сотрапезники, которых обвиняют или подозревают в неясном и поэтому пагубном влиянии. Кстати, если говорить о Вырубовой и Распутине, то эти обвинения небезосновательны

 

последний самодержец теряет свой политический авторитет, уходя в свою личную жизнь, которая изолирует его от страны и народа. Он хочет выглядеть буржуазным отцом семейства по образцу Луи-Филиппа или короля Вюртембергского - таким, какими и в наше время являются конституционные монархи. Но этим он подрывает всякое доверие к своей личной политической власти, нанося окончательный удар традиции и мифу, на которых основывалась имперская система.

 

очень интересном исследовании американский историк Тарановский различает две сети чиновников, ”две бюрократии*, боровшиеся за расположение монарха, чтобы управлять страной. Отметим, что эти две сети дожили до конца империи, вступая в союзы с различными кругами общества, когда те начали формировать настоящее гражданское общество. С одной стороны, образовалась сеть либеральных реформаторов, с другой - консерваторов

 

Их политика в области культуры, просвещения, цензуры и т. д. была настолько либеральной и прогрессивной, насколько это было возможно в условиях того времени. Они, безусловно, не желали ни конца империи, ни конца самодержавия (на которое они опирались) - их лояльность была вне сомнений. Преобразования страны, по их мнению, могли проводиться только под руководством государя и при доброжелательном, отеческом покровительстве государя.

 

Вторая сеть, или "партия” имела более ограниченный состав: в нее входили высшие сановники, чаще всего "аристократического” происхождения, сформировавшиеся при дворе. Они руководствовались модными в двадцатых годах XIX века принципами реакционного консерватизма, а их практический опыт часто был опытом военным. Военные тоже были тесно связаны со двором, что придавало их группе некоторый дух "камарильи". Любопытно, что в семидесятые-восьмидесятые годы они часто становились союзниками губернаторов, которые рассматривали себя как личных представителей императора и уполномоченных центрального правительства и были сильно настроены против деятельности земств, подозревая их в республиканском радикализме. Самодержавие было для консерваторов священным, и консервативные чиновники считали, что реформы пошли настолько далеко, насколько это было необходимо; страна должна сначала принять их, переварить, дальше будет видно.

 Либеральные чиновники, в своем большинстве, принадлежали к мелкому дворянству и своим положением были полностью обязаны государственной службе

 Консерваторы, напротив, часто были "аристократического” происхождения, наследниками верховников 1730 года

 Когда требовалось затронуть политическую систему, руки либеральных реформаторов были связаны. Для энергичного осуществления своей программы культурного и материального обновления им требовалась поддержка самодержавного государя. Путь конституционализма был для них закрыт, так как они не могли открыто объединиться с теми элементами общественности и гражданского общества, которые обладали аналогичными устремлениями, но требовали конституционного переустройства политической системы

 учитывая, что обе группы провозглашали себя защитниками самодержавия, судьей положения был государь, державший в руках весы с обеими "партиями” и принимавший решения то в пользу одной, то в пользу другой. Пока государь проявлял достаточную прозорливость для проведения гибкой, реформаторской и благоприятствующей прогрессу политики, дела шли более или менее хорошо. Так было в первый период царствования Александра II. Во второй половине его царствования, в силу непредвиденных причин (влияние окружения на чудаковатую личность монарха) и вследствие растущих социально-экономических затруднений, положение стало ухудшаться. Но, когда стал царствовать государь посредственного ума, ограниченного и реакционного духа, каким был Александр III, а затем почти патологически безвольный и слабый Николай II, система быстро дошла до катастрофы. Не было никакого запасного выхода, никакого способа без насильственных потрясений прорвать заколдованный круг, возникший в результате негибких отношений между тремя господствующими элементами Империи

 

замкнувшаяся в себе молодая культурная элита отказалась от участия в практической жизни и государственной службе при Николае I. В поисках самоопределения она начала формировать свою идеологию, основанную на историософии России, ее прошлого и ее будущего, а также на моральном представительстве русского народа и предстоящей ей роли. В общем, эта идеология - скорее, поиски идеологии - свидетельствовала о потребности самоутверждения интеллигенции (о потребности самоопределиться по отношению к ходу истории и к русскому народу). В этом смысле интеллигенция характеризовалась осознанием некоего специфического момента исторической и эсхатологической эволюции России - момента, когда она укажет путь народу, приведет его к участию в этой эволюции и позволит ему содействовать построению общества будущего

 Интеллигенция стояла перед выбором: либо пассивность, основанная на представлении о неотвратимом ходе исторического процесса, либо волюнтаризм, опирающийся на рационалистические конструкции действительности с целью преобразовать общество и его материальную жизнь.

 Они легко превратились в революционеров, вели активную борьбу, прибегли даже к террору, чтобы сместить центр тяжести исторического развития России; они приложили все силы для разрушения существующей системы, чтобы на совершенно иных основах построить новое общество. Как объяснить такую эволюцию? Мне кажется, к этому привели три основных фактора. Во-первых, изменение коллективной психологии целого поколения: оно отвернулось от философского идеализма старшего поколения и с энтузиазмом приняло довольно упрощенческий материализм, слепо поклонялось науке и выставляло напоказ твердую волю, порывавшую с традициями 8сЬдп$ее1еге1 и мечтаниями предыдущего поколения. Это превращение часто объясняли тем, что интеллигенция нового поколения - нигилисты пятидесятых-шестидесятых годов - формировалась из представителей иной социальной среды, в основном разночинцев, чаще всего детей духовенства, в то время как люди тридцатых-сороковых годов принадлежали к поместному дворянству. Но это не совсем верно: большинство представителей нового поколения также были дворянами. Однако, как свидетельствуют воспоминания участников, здесь мог сыграть свою роль психологический фактор. Отцы нигилистов, часто получившие дворянство благодаря служебным заслугам отцов и дедов, играли активную роль на высоких или средних постах в царствование Николая I, при режиме, который был закрытым и негибким, строился на века и был основан на безусловном подчинении отцовской власти, которая навязывала дисциплину семье и деревне точно так же, как император, воплощение этой отцовской власти, навязывал дисциплину правительству и стране. Поражение в Крымской войне, вскрыв глубокие разногласия и сорвав маску с бездарности, продажности и беспорядка, подорвало или прямо уничтожило патриархальный авторитет режима. Последний удар по нему был нанесен отменой крепостного права: в один день власть дворян, слуг государства, над крестьянами рухнула, испарилась, лишая отцов их роли, подрывая их моральный авторитет. Следовательно, они больше не могли служить примером своим сыновьям, и те отреклись от них. Бунт против всего, что несло старшее поколение тридцатых- сороковых годов, - против их системы ценностей и идеалов - был всеобъемлющим. Молодежь во всем пошла другим путем.

 

 

Это социопсихологическое объяснение, само по себе, может быть, и достаточное, - не единственное. Надо учитывать еще один объективный фактор русской действительности - университетскую жизнь. Специализированное высшее образование стало условием 5ше диа поп всякой заслуживающей такого названия карьеры, будь то на государственной службе или в профессиональной жизни. Все молодые люди из хороших семей (дворянских и не дворянских) и честолюбивая молодежь скромного положения стекались в университеты. Они впервые оказывались в незнакомой среде (а иногда и в незнакомом городе), без семьи, с сознанием своей отрезанности от народа. Студентам, лишенным не только комфорта, но и самого существенного - хорошего общества, - оставалось лишь участвовать в деятельности уже существующих кружков или создавать новые.

 чувство самосознания и моральной устойчивости студентов расшаталось или прямо было уничтожено крахом моральных, социальных и экономических устоев отцов, кружки, созданные студентами для студентов, сыграли решающую роль в радикализации молодежи и в усвоении ею философской и политической пропаганды

 Нелепая (чтобы не сказать хуже) политика в области цензуры и дисциплины, упрямое сохранение правительством преподавания, лишенного практического смысла, шедшего вразрез с основными течениями европейской интеллектуальной жизни, оживили и обострили недовольство. Еще серьезнее было то, что правительство запрещало или препятствовало гражданскому обществу развивать и применять познания, которые оно приобрело, на земской работе. Студент чувствовал, что он не нужен ни своей стране, ни себе подобным, если не поступал на государственную службу

 Большинство же студентов, желая сохранить свою духовную свободу и независимость, не хотело туда поступать. Таким образом, радикальный или прямо революционный дух передавался в университете от поколения к поколению.

 

Надо все же подчеркнуть, что радикальная интеллигенция была именно той частью образованной (или полуобразованной) элиты, которая отказалась от активного участия в жизни правительственного и социального е&1аЫ1$ЪтепКа; она постоянно держалась в стороне, иначе говоря, обособилась в непреходящем ожидании радикально-революционных преобразований. С этой целью ей пришлось обзавестись не только политической программой, но и той или иной идеологией (научный позитивизм, марксизм, романтическое народничество). По идеологическим причинам или, что случалось реже, в силу реального сознания убогих условий жизни в стране, радикальная интеллигенция стремилась к тому, чтобы реформы, начатые в 1861 году отменой крепостного права, стали отправной точкой полной перестройки социального, экономического и политического устройства Империи. Вне этого пути она была против всех компромиссных мер, против любой постепенной программы умеренных реформ и отказывалась от участия в деятельности формирующегося гражданского общества

 Радикальная, замкнутая в себе интеллигенция неизбежно видит в самодержавии, императорском режиме, который преследует и подвергает гонениям ее представителей, своего основного врага. Ее ненависть к самодержавию беспощадна, жестока и тотальна - только уничтожение режима, чем бы за это ни поплатилось общество, может эту ненависть утолить. В этом смысле ее образ мыслей в большей степени, чем ее деятельность, уже приобретает тоталитарно-идеологическую структуру. Крайняя нетерпимость и догматизм, которыми характеризуется коллективное умонастроение радикальной интеллигенции, зеркально отражают ограниченность и жестокость самодержавия, против которого эта интеллигенция борется с достойными восхищения яростью и самоотречением. Так же, как самодержавие остается неизменным и недвижным вследствие своих политических функций в системе, которую мы описали выше, радикальная, отчужденная интеллигенция всегда остается похожей на самое себя (какова бы ни была ее идеология и тактика) и образует второй недвижный полюс социально-политической сферы империи. Все это происходит по той простой причине, что факторы, породившие эту интеллигенцию в пятидесятых-шестидесятых годах, не прекратили своего существования

 отчужденная интеллигенция неизбежно выживала, возрождаясь из пепла, обновляя свои ряды в той же университетской среде и готовила профессиональных революционеров - тех дипломированных Пугачевых, которых предвидел Жозеф де Местр.

 На одном полюсе - самодержавие, на другом - отчужденная радикально-революционная интеллигенция. Между ними располагались элементы быстро развивавшегося общества, и каждый полюс хотел привлечь их на свою сторону

 Для большинства дворян отмена крепостного права была тяжелым ударом - не очень богатые дворяне были практически разорены. Многие из них, пройдя через это испытание, так или иначе устроились в бюрократических учреждениях, на профессиональных или технических постах и приняли этику и интересы этих сфер

 Из- за того, что самодержавие и бюрократия упрямо сопротивлялись участию профессиональных кругов в общественной жизни, конфликт между ними и режимом был неизбежен. Сначала это был конфликт чисто технического порядка (например, разногласия по поводу здравоохранения или просвещения в деревнях). Но под давлением правительственных мер по цензуре и контролю этот конфликт быстро вышел за чисто профессиональные рамки, и профессиональные объединения приняли радикальную политику. Такая политизация могла быть направлена только против режима, даже если каждый отдельный член объединения оставался лояльным подданным и горячим патриотом. Когда голод 1891 года, русско-японская война и революция 1905 года взволновали общественность, эти объединения не только оказались в оппозиции к режиму, но иногда даже вступали в союз с революционными партиями.

 Дворяне-землевладельцы часто работали в земствах, притом не всегда на ключевых постах. На первый взгляд, может показаться странным, что государство не очень благоприятно смотрело на их попытки сформировать деревенские верхи, прочно закрепившиеся в области сельскохозяйственного производства и в земской администрации. Однако главной заботой государства было крестьянство, а не дворяне, так как оно считало, что достаточно защитило дворянские интересы в акте об отмене крепостного права. В частности, политика Витте, начало которой было положено Бунге и Вышнеградским, его предшественниками в министерстве финансов, давала приоритет промышленности и приносила ущерб сельским хозяевам, будь то дворяне или крестьяне. Эта политика только укрепила недоверие и вражду между поместным дворянством и бюрократией, возникшие еще при Николае I и разгоревшиеся в результате отмены крепостного права.

 Сознавая, что оно толкает поместных дворян к фронде и что в силу экономических условий это может создать социальную опасность, самодержавие в 1880-90-х годах изменило свою позицию по отношению к нему. Предоставив классу дворян-землевладельцев ответственность за поддержание общественного порядка в деревнях и контроль над земскими учреждениями и одновременно дав им более широкие экономические возможности, самодержавие стремилось сделать их своей социально-политической опорой.

 

Но время ушло: значительная часть дворянства уже отошла от занятий сельским хозяйством, и утопично было рассчитывать на остающееся меньшинство, в то время как сельскохозяйственные угодья все быстрее переходили в руки купцов и богатых крестьян

 индустриализация была в полном расцвете и шла ускоренными темпами - она-то и занимала все внимание правительства, в то время как с политической и социальной точки зрения главной заботой администрации должно было стать крестьянство и его кризис. В действительности, политика поощрения поместного дворянства была опасной и двусмысленной. Это ясно показали кризисы 1905 и 1907 годов. Пытаясь примирить интересы помещиков, крестьян и промышленности, правительство не сумело заручиться безусловной поддержкой дворянства и получило в лице Совета объединенного дворянства группу натиска. Этот Совет, особенно сильный и влиятельный в южных и юго-западных областях, где русские дворяне-землевладельцы находились в конфликте (или конкурировали) с поляками, украинцами и евреями, поставил условием своей поддержки правительства Столыпина великорусскую шовинистическую политику, которая оттолкнула прочие национальности и способствовала авантюрной дипломатии.

 

Позиция поместного дворянства осталась двусмысленной: оно исповедовало честную лояльность по отношению к царю - это было основной чертой его психологии и политических взглядов. Но эта лояльность сильно пошатнулась после 1911 года под влиянием облика, поведения и окружения Николая II. С другой стороны, оно сохраняло свое недоверие и даже вражду к бюрократии, которая отнюдь не оделяла своими щедротами исключительно дворян, да и не могла этого делать. Этот конфликт с бюрократией поставил думские правительства в затруднительное положение и помешал самодержавию найти безусловную поддержку в среде поместного дворянства

 

суть этой проблемы заключалась в отсутствии мобильности и особом правовом статусе крестьян - факторах, которые вызвали тяжелый аграрный кризис конца XIX - начала XX веков. Такое положение было результатом взаимодополняющих позиций правительства и образованных классов. Произошло то, чего следовало опасаться: правительство обращалось с крестьянами так, как хозяева обращались с крепостными. Образованные классы, со своей стороны, относились к ним, как к ребенку, недорослю, нуждающемуся в воспитании и руководстве для того, чтобы достичь высшего уровня культуры и цивилизации. Мы наблюдаем здесь вызванный разными соображениями, но общий для правительства и образованных классов, прежде всего интеллигенции, подход к энергичному, способному обогащаться крестьянину, которого деревенские жители (а затем и все остальное общество) прозвали кулаком. Может быть, под влиянием помещиков, для которых он был опасным конкурентом, или же земских чиновников, но правительство относилось к кулаку подозрительно, так как он сеял раздор в общине. Что касается интеллигентов, то им кулак мешал по двум особым причинам. Для славянофилов он представлял собой чуждый элемент, мешающий гармонии и любви, которые, как предполагалось, царят в сельской общине. Кулак символизировал индивидуализм и материалистический эгоизм, несовместимые с концепциями соборности общинного устройства, которую проповедовала часть интеллигенции, увлеченная славянофильством и аграрным социализмом. Марксисты, делавшие ставку на разрушение общины ради ускорения перехода к капитализму, напротив, считали кулака носителем прогресса, но в то же время отвергали его систему ценностей как противоречащую их человеческому идеалу. Наконец, русские сторонники идеалистической этики равенства считали предосудительным всякий эгоизм и погоню за прибылью: обогащение как таковое было достойно осуждения, а кулак был тому самым ярким примером, так как обогащался за счет своих родных, соседей и других членов общины.

 

Неудивительно, что аграрный вопрос - как в социальном, так и в экономическом плане - рассматривался с точки зрения крестьянина-бедняка. Именно он был объектом сочувствия и озабоченности интеллигенции и правительства. Никак нельзя было ослабить мир, общину, которая гарантировала бедняку минимальные средства к существованию (то есть землю), одновременно тормозя производительность и динамизм богатых крестьян-кулаков. До начала XX века мир остался в глазах государства (по административно-налоговым соображениям) и интеллигентской элиты (по причинам этическим) единственной системой, в рамках которой было позволительно разрешать аграрный кризис. Только после крестьянских восстаний и революции 1905 года Столыпину и его правительству достало смелости взять быка за рога, сделать ставку на богатого крестьянина, на кулака, позволить раскол и роспуск общины.

 

В правовом и культурном плане крестьянин стоял в стороне от формирующегося в конце XIX века гражданского общества. Как представителям образованных классов, так и правительству следовало бы понять, что, не включив крестьянина в гражданское общество, Россия не сможет стать либеральной, прогрессивной и благоденствующей страной (не надо упускать из виду, что крестьянство составляло по меньшей мере 80-85% населения). Однако всеми силами, даже ценой отчаянной бедности, крестьянина удерживали в стороне от капиталистических отношений

 

когда крестьянство начало волноваться, оно пошло традиционным путем анархического бунта, сопровождаемого грабежами и поджогами имений и захватом земель. Крестьянство не требовало "современных” реформ, которые обеспечили бы ему мобильность и предоставили право собственности, оно не добивалось ни субсидий, ни прямой финансовой помощи,

 

в качестве массового феномена, получившего большое численное значение, городской пролетариат появился в России только в последние годы XIX века и стал быстро развиваться в десятилетие, предшествовавшее Первой мировой войне

 

Рабочие оставались крестьянами по своей психологии, поведению и суждениям

 

Вскоре после 1905 года можно уже обнаружить настоящий, „потомственный” городской индустриальный пролетариат, то есть класс рабочих, родившихся в городах и не имевших иного пути. Этот феномен особенно заметен в тяжелой промышленности, которая нуждалась в квалифицированной рабочей силе (металлургия, паровозо- и вагоностроение). Рабочие и особенно мастера приняли ценности индустриальной системы. Их поведение, привычки и обычаи еще больше, чем у купцов, лавочников и приказчиков, носят печать Запада. Они пытаются как можно выше подняться по социальной лестнице и еще полнее включиться в современный мир западного типа, создаваемый промышленностью. Но радикальная интеллигенция, которая нашла в них благоприятную почву для политической организации, взяла над ними идейное руководство, которому они подчинились вследствие своего "объективного” социально-политического положения. В условиях России того времени уровень жизни и материально-духовное благосостояние даже квалифицированных рабочих не достигли того, что было в более промышленно развитых европейских странах. Не такие нищие и недовольные, как крестьяне, они, тем не менее, пользовались лишь малой частью тех материальных и социальных преимуществ, которые уже начала приносить населению Европы капиталистическая промышленность

 

в России не было места ни для фабианства, ни даже для ревизионистской социал-демократии немецкого типа. Здесь радикализм марксистской и революционной интеллигенции нашел благоприятную почву для своей идеологической монополии.

 

Русская буржуазия не объединяла строго определенные профессии и не обладала собственным правовым статусом. Звание купца обозначало определенные занятия и особый правовой статус, чего нельзя сказать о промышленнике (или банкире

 

постоянная напряженность между тем, как понимали свою роль традиционные купцы и заводчики старого поколения, и духом предпринимательства финансистов и новых, современных воротил промышленности. Позиция государства в этом конфликте далеко не была ясной и определенной.

 

государство старалось обращаться с пролетариатом, на крестьянское происхождение и религиозно-патриотические чувства которого оно рассчитывало, с благосклонным патернализмом, повторявшим его отношение к крестьянству. Раньше многих более развитых стран, в том числе Франции, Россия получила трудовое (промышленное) законодательство, которое, однако, применялось не строго.

 

Любопытно, что наследники крупных капиталов, сыновья промышленно-торговых воротил, приняли эту точку зрения и обратились против интересов и ценностей своих отцов. Объявив себя противниками материализма и капитализма, они кинулись в художественно-артистическую жизнь и даже пустились в радикально-революционную агитацию

 

Позицию имперского правительства характеризует одна черта: оно ничего не сделало, чтобы поощрить эту столь значительную в экономическом развитии страны часть элиты к формированию промежуточного слоя, способного выполнять конструктивную роль в общественной жизни

 

С самого своего образования Российская Империя более или менее сознательно проводила политику культурной и социальной ассимиляции.

 

Инородные верхи по материальным, социальным и политическим причинам приняли ассимиляцию, в то время как не ожидавшие от этого выгод низшие классы отреагировали совершенно иначе

 

Участие нерусских народов в более развитой экономике и активном обмене привело к формированию класса, образование и образ жизни которого определялись национальными традициями, религией и языком

 

Имперское правительство ответило политикой исключительного шовинизма и культурно-религиозной русификации

 

Конфликт серьезно обострился в конце XIX века, и исступление достигло своей высшей точки после 1905 года, когда под давлением русских элементов, боявшихся потерять престиж и первостепенную роль на местном уровне, усилилась политика дискриминации и русификации

 

Впервые произведения русского духа прокладывают себе путь за границу, и Россия начинает вносить свой вклад в созидание современной мысли и цивилизации, причем благодаря эмигрантам это не прекратилось и после революции

 

Представители так называемых свободных профессий, а также многочисленные техники (инженеры, химики и т. д.) раздирались душой между двумя пониманиями своей миссии. Они отчасти вели свое происхождение из рядов интеллигенции, ею были сформированы, усвоили ее этические и социальные ценности, но в то же время не принимали присущей ей идеологизации. Вследствие этого они обладали сильно развитым чувством своей социальной миссии и ответственности перед народом и считали своим главным долгом помогать ему (и прежде всего самым обездоленным его элементам) достичь достойного уровня цивилизации и благополучия, облегчать его участь, лечить и просвещать. В то же время, в отличие от радикальной интеллигенции, они на практике познали русскую действительность и стремились улучшать ее и незаметно, без потрясений изменять. К ним относится удачный термин Мартина Малия: "коренная” интеллигенция.

 

Правительство требовало от своих служащих повиновения и дисциплины, а также подчинения техническим и налоговым решениям, которые, если верить специалистам, ограничивали поле их деятельности и способность принимать решения по вопросам, находящимся в их технической компетенции

 

Как мы уже отметили, эти конфликты политизировали профессиональные объединения коренной интеллигенции, что не способствовало успешному сотрудничеству между администрацией и социально-общественными службами

 

профессиональные круги предоставляли государству свою поддержку только при условии, что правительственная политика позволит им с пользой выполнять свою роль, улучшать материальные условия народной жизни и гарантирует им право заниматься своей профессией, не примешивая сюда посторонних соображений. Но так как при Александре III, в первые годы правления Николая II и после 1907 года правительство продолжало относиться с подозрением ко всякой частной личной инициативе и не зависящим от него решениям в области общественной деятельности, конфликты оставались неизбежными. Политические симпатии профессиональной элиты и коренной интеллигенции легко переходили на сторону радикальной, а то и прямо революционной интеллигенции, в той мере, в какой она, стремясь к народному благу, поддерживала их усилия

 

Апофеоз русской культуры начала XX века был ослепительным, необычайным феноменом, охватившим все области художественной, литературной, философской и научной жизни и характеризовавшимся своей решимостью утвердить независимость каждой области

 

поднялся бунт против всепроникновения социально-политических вопросов, против закрепощения всякой интеллектуальной и художественной деятельности социальным утилитаризмом и политическими целями. Кончилась эпоха, когда мыслитель или художник должен был уделять в своих трудах первостепенную роль политическому, экономическому и социальному прогрессу народа. Одним словом, новое поколение отслужило панихиду по кающемуся интеллигенту, заменившему в свое время кающегося дворянина

 

Освободившись от политического засилья, философия, богословие и науки стали бурно развиваться и совершили открытия, которые до сих пор побуждают интеллектуальную жизнь западного мира.

 

За многогранным изобилием мы вновь обнаруживаем двойную идею абсолютного отрицания как философского позитивизма, так и буржуазного материализма - как средств создать обществу приемлемые рамки для его дальнейшего развития. Так же, как в Западной Европе символизм, неокантианство, эстетика и дух Пп Не 81ес1е отразили отказ от буржуазных уродств промышленной цивилизации, мыслители и художники русского Серебряного века отвергли гражданское общество из-за того, что его основы в России были исключительно капиталистическими и материалистическими. Они с нетерпением, хотя и с некоторым трепетом, дожидались конца "буржуазного” общества. Эсхатологическая атмосфера ожидания гибели всей современной материальной, политической и моральной цивилизации захватила, казалось, все умы. Ожидался Апокалипсис - или религиозный: явление Христа, предшествуемое явлением Антихриста; или политический: революция, которая поставит у власти народ - крестьян и пролетариев, откроет новую эру, породит иную цивилизацию. В ожидании этого конца все стало возможным, все стало дозволенным. Анархизм вырос в доктрину и стал образом жизни большей части творческой элиты, чем ограничил ее возможности укоренения.

 

Восставая против традиций радикальной интеллигенции, видные новаторы духа, тем не менее, не были защитниками современной им цивилизации и существующей системы. Они, в лучшем случае, да и то с оговорками, друзья, а еще чаще - враги гражданского общества, стабилизирующегося в России параллельно экономическому, социальному и интеллектуальному прогрессу, порожденному индустриализацией и "модернизацией”. Их позиция по отношению к имперскому режиму - лишь ненависть и презрение, так как он поддерживает буржуазно-материалистические аспекты культуры, преследуя при этом свободные и иконоборческие умы. Показательно, что возврат к более строгой цензуре в 1907 году не помешал чисто литературным и художественным изданиям, несмотря на их социально-политические тенденции, без особых затруднений достичь образованной публики. Кроме того, вступление на сцену пролетарских и крестьянских поэтов и писателей могло только ожесточить отрицательную позицию творческой элиты по отношению к режиму. Наподобие радикально-революционной интеллигенции, она рассчитывала на падение режима, чтобы получить полную творческую свободу и возможность навязать свои критерии и свои эстетические ценности новому обществу, порожденному революционной бурей и эсхатологическим концом современного мира.

 

Все это привело к тому, что русское гражданское общество не создало своей собственной "идеологии”, то есть цельной системы принципов, ценностей и приемов, способной создать строгие рамки его активного участия в политической жизни и материальном прогрессе страны. Не успев достичь апогея, оно уже раздробилось и не сумело создать независимые корпоративные структуры. Гражданскому обществу не хватало крепкой духовно-интеллектуальной опоры, оно все еще занималось поисками присущих ему норм и принципов, присущего ему целостного теоретического мышления. Не обладая собственной интеллектуальной и культурной платформой, оно оставляло свободу деятельности сторонникам идейной и политической 1аЬи1а газа. По иронии истории, новаторское изобилие, пестрящее плодами художественного творчества, идейное, философское и литературное кипение начала XX века лишили русское гражданское общество направляющих идей. Анархические течения, эсхатологические тревоги, нравственный эклектизм лишили его равновесия. В конце концов гражданское общество было брошено на произвол сторонников радикальных и нигилистических идей как в политическом, так и в культурном плане. А политический и экономический развал в своем падении увлек за собой интеллектуальную жизнь, оставив свободное поле для идеологизации - единственного пути, который, казалось, давал систему и цельность всему, что было необходимо сделать.

 

Гибкость и приспособляемость всех действующих сил "эллипса” были с двух сторон ограничены неподвижными полюсами - самодержавием и отчужденной радикальной интеллигенцией, которые оказывали давление, поддерживавшее раздробленность социального целого и не позволявшее создать равновесие вокруг устойчивого центра, которым могло бы стать настоящее, сильное и независимое гражданское общество

 

Ситуация в России хорошо соответствует формулировке „безальтернативного кризиса*, употребленной Христианом Майером по поводу конца Римской республики